Читать «Безмужняя» онлайн - страница 131

Мэрл не хотела думать о полоцком даяне сейчас, когда она так мучительно-сладко ощущала свою наготу. Она отдернула руки от своего тела, как от раскаленных углей, и, завернувшись в простыню и одеяло, чтобы еще больше отдалиться от плоти своей, бросилась на кровать, точно большая серебряная рыба, выбросившаяся на берег. Но плоть взывала к ней не только из-под одеяла, она билась даже под кожей лба. Плоть ее, большая серебряная рыба, скрывалась в ее мозгу, светилась в темноте, ворочалась и трепетала. Мэрл почувствовала, что до безумия любит свое тело. Она сорвала с себя покрывала и вскочила с постели. Ей захотелось увидеть себя в зеркале.

Комната была залита темно-голубым светом, и в зеркале над комодом плечи и грудь Мэрл мерцали, как лед. Она отступила на несколько шагов, чтобы увидеть себя всю, но издали ее тело исчезло в глубине полированного стекла, плоть ее как бы перестала существовать. Мэрл вспомнились городские толки о том, как безумная дочь раввина выскочила голой из своей комнаты. Видимо, и она очень любила свое тело. Мэрл опять забралась в постель, тело ее пылало, а она дрожала от холода и испуга: что же это с ней? Не прощается ли она с жизнью? Она прислушалась, словно ждала ответа, но услыхала лишь вой ветра.

Уже Ханука прошла, колючий, пахнущий снегом холод заползал под ногти, но самого снега еще не было. Ветер рвал крыши и сильнее всего бушевал на малозастроенной Полоцкой улице. Он свирепо сотрясал ряды голых деревьев вдоль тротуара, кружил в воздухе, сражался с пустотой и волок откуда-то снежные тучи, желая все засыпать, запорошить. Мэрл слышала, как буря наваливается на стены ее домика, свирепо и упрямо, точно волны на торчащие из воды острые камни. Ей подумалось, что буря — это огромное дикое привидение, темный ангел, который знает, чего хочет. Буря хочет вырвать окно и выволочь ее за волосы, голую потащить через огороды, через реку в лес, туда, где протекало лето ее юности, — а там швырнуть ее на землю, укрыть ее мхом, увядшими листьями, осыпавшейся с елей хвоей.

Заснула она на заре, когда темно-голубой свет постепенно превратился в серую дымку. Дневной свет вползал в комнату жидкими струйками, точно дым в сырую погоду: не может подняться и стелется по земле. Когда Мэрл проснулась, был уже день, в окно глядело зимнее солнце, холодное, тускло-желтое, как лампа с закоптелым стеклом. Мэрл с трудом оторвала отяжелевшую голову от подушки и увидела, что на улице идет снег.

Мелькающая белизна не навеяла, как обычно, светлой радости, а вызвала в сердце Мэрл острую боль, точно она испугалась, что снег покроет и ее. Пузатые часы на комоде показывали без четверти одиннадцать, а около двенадцати должен был прийти Мориц.