Читать «Безмужняя» онлайн - страница 109

— Жена, наверно, избила его поленом или подбила ему глаз, и у него от страха одышка и медвежья болезнь, — ответил ему один из ватаги. — Ну, Калман-баран, ты уже развелся со своей новогрудской женушкой?

Калман снова заскулил, что жена его не из Новогрудка и зовут его Калман Мейтес, а не Калман-баран. Но вся ватага яростно нападает на него: если он не разведется с этой своей новогрудской женой, пусть лучше на биржу не заглядывает. Им не к лицу, чтобы о маляре говорили, что он тряпка! Пусть идет он, тряпка, на кладбище, на синагогальный двор к попрошайкам! «Пошел вон отсюдова!» — кричат они по-русски, и Калман отступает, как перед стаей волков. Он скрывается в ближайшем переулке, подымает глаза к небу и бормочет помертвелыми губами:

— Владыка мира сего, ведь я еще больше отлучен, чем полоцкий даян!

Он застывает у красной церквушки за каменной оградой, глядит, глядит, но вдруг спохватывается: с чего это он смотрит на крест? Не хочет ли он, упаси Боже, креститься? Калман отворачивается и замечает, что стоит в Гитки-Тойбином переулке, где живет реб Ошер-Аншл, раввин по разводам. «Если бы она дала мне развод, я был бы спасен», — мелькает у него в голове. Он крадется вдоль стены, точно опасается, что реб Ошер-Аншл услышит его мысли и окликнет в окно, чтобы развести с женой. Нет! Нет! Вдовцом он уже был, а разведенным быть не хочет!

По переулку торопливо проходит младший шамес главной синагоги с шестами для хупы на плече. Калман хватает его за локоть: вот как? Его таки приглашают на свадьбы?

— Кто вы? — сердито спрашивает его маленький чернявый Залманка.

— Я — Калман Мейтес. Тот самый человек, которого вы погубили, женив на агуне.

— Это вы меня погубили, а не я вас! — подпрыгивая, бросает ему в лицо Залманка. — Вы из меня ведрами кровь цедили! Я лично вынужден был расклеивать на синагогах решение ваада против полоцкого даяна. Слава Богу, что этим обошлось и меня снова приглашают ставить хупу.

Перед битым младшим шамесом Калман все же не может смолчать. И он обрушивает на него всю накопившуюся горечь и ругает его теми же словами, которыми его самого вчера утром обзывала Мэрл, а сегодня — маляры на бирже:

— Вы трус, ничтожество, тряпка, а не мужчина! Вам дали пощечину в городской синагоге, а вы еще расклеиваете объявления против себя самого!

— Тряпка вы, а не я! — смеется над ним с издевкой Залманка, — даже агуна, которая вас раньше заманила, хочет теперь от вас отделаться, хочет развестись с вами.

— Вы лгун! — надвигается на него Калман с палкой в руке.

— Что такое? Вы ударите меня? Если вы меня пальцем тронете, я вам устрою черную хупу. — Залманка снимает с плеч шесты. Все знают, говорит он, что на заседании раввинского суда реб Лейви Гурвиц упрекал полоцкого даяна в том, что сама агуна уже жалеет о своем замужестве, а полоцкий даян возражал, что он не раскаивается и не позволит агуне развестись с мужем. «Так кто из нас двоих тряпка?» — спрашивает Залманка, вскидывает шесты на плечо и пускается наутек.