Читать «Без социалистического реализма» онлайн - страница 6
Леонид Богданов
— Зачем завтра, когда я уже давно пишу, как Ленин? — похвастался Запальский.
Товарищ Архимайский от удивления хрюкнул, а потом проговорил:
— Как можно даже думать об этом?! Ведь это хуже семи смертных грехов!
— Ошибаетесь. Никакого греха я в этом не вижу, а, наоборот, — невозмутимо так говорит Запальский. — Почему Ленин мог переделывать Маркса и это не было грехом? И почему Запальскому нельзя переделывать Ленина?
— Да, но то был Ленин!
— А это я, Запальский. Или может быть вы считаете, что после Ленина не может родиться на свет второй классик марксизма? Почему никому не запрещено поднять больше тяжести, чем поднял самый классический рекордсмен? Почему можно сделать улучшения в любой машине самого гениального конструктора? И почему никому нельзя переплюнуть или исправить Ленина?
От таких слов товарищу Архимайскому сделалось совсем не по себе.
— Берите его! — воскликнул он. — Тащите его прямиком в сумасшедший дом, потому что он говорит совершенно здравые вещи! Нам таких мазуриков не надо!
И потащили Запальского.
А на премьере Ленина играл Мамалыгов. И так как роли он не знал, ни разу не репетировал, то может быть он даже не из Ленина говорил, а повторял что-нибудь из заблуждений Троцкого. Может быть он так и цитировал ошибки Маха, хлестал из речей ренегата Каутского. Но поскольку Мамалыгов изображал Ленина, то все считали, что все политически верно и что он говорит гениальные вещи. Товарищ Архимайский, сидевший в первом ряду, говорят, даже отбил себе ладони, аплодируя всей этой чуши и дичи.
Запальский же сидит в сумасшедшем доме поныне. Хорошо, хоть в сумасшедшем, могло быть и хуже.
Потерянная молодость
Сейчас Вася Плоткин волосы на себе рвет, кается, но потерянной молодости не вернешь. А начал Вася Плоткин растеривать, разбрасывать свою молодость потому, что его на войне ранили. Ранили, правда, не сильно. Головы ему не оторвало, живот не выпотрошило.
Такого с ним не могло случиться: он служил в глубоком тылу, в ординарцах у генерала.
Пороха ему не пришлось нюхать, но он честно выполнял свой солдатский долг. Драил генеральские сапоги, чистил зубным порошком золоченые пуговицы, привешивал новые ордена к генеральскому кителю и открывал бутылки с водкой.
Так его и ранило.
Кровь он пролил как раз при взятии Берлина.
Праздновали за Волгой взятие немецкой столицы.
Хлопнул Вася по донышку, бутылка военного производства лопнула, стекло впилось в ладонь. Попробовал Вася пошевелить пальцами: не тут-то было: инвалид Отечественной войны!
Это ранение так полоснуло по душе Васи Плоткина, что после демобилизации он нацепил все честно заработанные ордена и медали, прикупил на толкучке еще один орден «Красной Звезды» и начал промышлять нищенством. Но с двумя скрюченными пальцами заработок был малый. Публика подавала вяло, как-то даже растерянно, многие вообще впадали в филантропию, делали вид, что не замечают протянутой Васиной руки. Попадались и такие черствосердечные, что стыдили Васю, угощали водкой и уговаривали бросить валять дурака и поступить на работу грузчиком. Вася всегда был крепкого телосложения, почему его и оставили при генерале.