Читать «Без права на жизнь» онлайн - страница 11
Геннадий Евгеньевич Ангелов
— Вот и красавэлы наши, блатные! Лёлик и Болик!
Вертухай замахнулся на того, кто шёл первым и хотел ударить, но встретившись с суровым взглядом, с кислой физиономией опустил дубинку и со злостью прошипел: в общий строй, «Михо», «Жила». За то, что на пять минут опоздали на проверку, напишу раппорт. Карцера вам не миновать.
— Пиши дорогой, пиши, — ответил с усмешкой «Михо», — бумага всё стерпит.
Это был высокий, подтянутый грузин, лет двадцати пяти. Смотрящий за бараком. Независимый, дерзкий, как «настоящий сын гор», он с невозмутимым выражением лица встал в строй, и с издёвкой смотрел на «Муху».
— Кто последний пришёл в отряд, после отбоя? Если этот человек сейчас не выйдет, я обещаю, мы проведём шмон по полной программе. Это значит, что при морозе минус восемнадцать градусов, весь отряд с личными вещами выйдет на улицу на досмотр. И этим дело не закончится. Если мы найдём, хоть один телефон или сим-карту, «Михо» и «Жила» отправятся в «Бур». На раздумья, господа уголовнички, пять минут. Время пошло.
«Муха» засёк время и закурил «Мальборо». Многие зэки с завистью смотрели на дорогие сигареты вертухая и, вдыхая мягкий аромат табака, вспоминали годы беспечной молодости.
Я топтался позади всех и понимал, что сегодняшнюю ночь проведу в карцере. Выхода не оставалось и, не затягивая время, раздвигая локтями плотный строй, вышел и застыл.
— Фамилия? Значит, это ты был возле запретки и хотел уйти в побег?
Голос «Мухи», стальной и злобный, заставил напрячься. Он подошёл ко мне и дубинкой поднял подбородок.
— Дёмин, Михаил, статья 122, часть вторая. Срок четыре года.
Резкий удар в живот сломал меня напополам. Я ойкнул, захрипел и упал на колени. В глазах потемнело, и резкая боль заставила стиснуть зубы и зарычать.
— Берите его, ребятки, и на вахту. Там разберёмся.
Краем уха я услышал за спиной общий вздох облегчения. Теперь никому не придётся тащиться во двор, на мороз и стоять там до утра.
Две пары крепких рук схватили меня за воротник и потянули вниз по лестнице. Я попытался встать, но мне не дали этого сделать. От боли и обиды, что так попался и теперь отвечать, засосало под ложечкой. Менты тащили через сугробы, словно пустую коробку от телевизора, мои ботинки моментально наполнились снегом, штаны промокли, и уже в дежурной части закрыли в «клетку» и принялись искать мою личную карточку.
— Завтра, за попытку к побегу, получишь красную полосу и будешь каждый час ходить на отметку, — сказал высокого роста ДПНК, и наклонился ко мне проверить, живой или умер по пути.
Если бы это случилось — сразу всем стало легче. Как ментам, так и зэкам. Первым меньше работы, бумажной волокиты, вторым — разборок, с таким непонятным «фруктом», как я. Но к счастью для себя и к несчастью для других, я продолжал дышать, от чего ДПНК смачно плюнул на мои брюки, пнул напоследок ногой и, хлопнув стальной калиткой, ушёл. Сидя на бетонном полу, я вспоминал суд и последние дни на свободе.
* * *
Три месяца под следствием в Харьковском СИЗО казались мучительными и бесконечно долгими. Это случилось летом, и переполненные камеры изолятора были набиты людьми, как банки с селёдками. Стояла невыносимая жара, и редкие походы в баню, не более, чем на сорок минут, едва скрашивали скучную и унылую жизнь заключённых. За сорок минут нужно было успеть перестирать вещи и покупаться. В камере нас сидело восемнадцать человек, хотя мест всего десять. Спали по очереди, гоняли «коней» (записки к подельникам и корешам), между этажами через сетки, и ждали долгожданных «кабанчиков» (передач со свободы от близких и родственников).