Читать «Бегущая зебра» онлайн - страница 2
Александр Леонидович Лекаренко
Однако праздник наличествовал, независимо от отсутствия времени, и Жоржик, прицепив к морщинистой шее свою концертную «бабочку» и не утруждая себя надеванием фрака или какой-либо иной одежды, принялся сервировать стол. Большую часть своей жизни Жоржик провел на сцене, и единственное, о чем он сожалел сейчас, — что никто не может насладиться зрелищем его элегантных передвижений, что, впрочем, не снижало высокую эстетическую ценность самого зрелища и не оставляло места непозволительной халтуре.
Накрыв стол, именинник встал во главе его и, выпятив покрытую белым пухом грудь, глубоким басом пропел фразу из «Фауста»: «О, две души живут в груди моей!», после чего цыкнул зубом и, пробормотав снисходительной скороговоркой: «Да-с, Жорж, голосишко-то у вас уже не тот», решительно свернул голову литровой «Петроффке».
Год от году «Петроффка» становилась все шибачистей и шибачистей, чисто «Питьевой спирт» его сибирско-гастрольной молодости, но не таков был Жорж Червонописский, чтобы какие-то заштатники могли свернуть ему голову своим зельем. Нет, не таков. В загашнике мудрого Жоржа Червонописского имелось перуанское противоядие, ледяным ветром вышибающее алкоголь из мозгов, как из хрустального стакана. Снисходительно посмотрел Жорж Червонописский на стакан «Петроффки», жалко съежившийся в литровой бутылке к концу застолья, и пошел повязывать бадану — волшебный снежок с перуанских Кордильер всегда вдохновлял его на действия, напрягая его вялую мужественность, и звал в дорогу.
— О, две души живут в груди моей! — второй душой Жоржа Червонописского, мужественной его душой, был тяжелый, низко рычащий, черный, агрессивный «Харли-Дэвидсон», распространяющий запахи масла и кожи, блещущий хромом, как потом, стекающим с лица боксера, Жоржик так и называл свою любовь — Тайсон.
Когда он вывел зверя из-за гаражных грат, было еще светло, но Жорж увлекся, гоняя его по дорожкам, усыпанным искристой пылью, и домой возвращался уже во тьме. Пошел мокрый снег, пришлось сбросить скорость, поэтому он увидел мелькнувшую в луче галогеновой фары нахохлившуюся собаку, сидевшую под деревом у дороги. Жорж с сочувствием относился ко всем животным, кроме большинства людей, в кармане у него лежал кусок праздничной колбасы, и в его распоряжении было все время во Вселенной. Он сделал круг по черной дороге, остановился на обочине и пошел к дереву, заранее улыбаясь в темноте и говоря «куть-куть».
— Трясця твоий матэри, — сказал он на давно забытом родном языке, когда рассмотрел то, что сидело под деревом. Он посмотрел влево и вправо — вокруг расстилались пространства тьмы, прорезаемые только белым лучом фары его мотоцикла, до ближайшего населенного пункта было не менее тридцати километров. — И что мы здесь делаем? — задумчиво спросил он. — Пингвин, да?