Читать «Батарея, подъем» онлайн - страница 5

– Так точно! – вразнобой отвечает строй.

– Не слышу!

– Так точно! – ревёт строй так, что вороны с криком снимаются с деревьев.

– Для приёма пиши справа по одному в столовую бегом марш!

Вот и столы. В полной тишине мелькают руки. Лишь позвякивают алюминиевые миски. С небывалым проворством работают челюсти. На кашу времени нет. Первым делом одним куском заглатывается масло, потом огромный кусок белого хлеба – свежайший, выпеченный ночью в своей пекарне солдатиками из хозвзвода – ничего вкуснее в своей жизни рядовой Романов ещё не ел. Точнее не глотал. Так, сахар быстро не разжевать. И хочется сунуть в карман, чтобы потом не спеша посасывать, смакуя, но нельзя – проходили… А потому быстро в чай – намочить и – в рот! Ещё укус хлеба на пол-ломтя, может, кашу успе…

– Приём пиши закончить! Встать! Строиться на улице!

Казалось, нет силы, что выгонит их из тёплой, пахнущей свежим хлебом столовой обратно на мороз, но вот она – стоит, пружиня с пятки на носок, и презрительно втягивает хищным носом, и молниеносно сканирует столы. И можно не сомневаться, что замешкавшийся, решивший запихнуть в рот остающуюся краюху, будет взят на заметку если не самим Осокиным, то старшим сержантом Рахмановым, тоже дедом и замком второго взвода, или тем же недотёпой, но чрезвычайно старательным недотёпой Омельчуком. И тогда случится самое изощрённое издевательство – персонально из-за него показательно будет наказана вся батарея. Например, по дороге в казарму завернут на плац и помаршируют там минут пятнадцать. А любитель доесть будет выведен из строя, чтобы все видели, кому обязаны обмороженными руками. Излишне упоминать, что после отбоя несчастному устроят тёмную…

– Становись! Равняйсь! Смир-рна! Налево! В казарму шагом марш! Ать-два! Ать-два! Песню запевай!

«Через две, через две весны! Через две, через две зимы! Отслужу, отслужу, как надо, и вернусь!»

* * *

Личное время. Уставом предусмотрено личное время – целых полчаса. Рядовой Романов не мог в это поверить, когда впервые за две недели службы сидел и не спеша подшивался. То есть подшивал подворотничок – сложенный втрое лоскут белой, свежевыстиранной и выглаженной им же самим ткани размером с носовой платок. Подшивал мелкими, аккуратными стежками, а не как обычно перед отбоем – торопливыми, гигантскими нахлёстами. И под это умиротворяющее занятие получалось даже думать – тоже впервые за две недели. Казалось, что прошли годы, а не четырнадцать дней – так драматично поменялась его жизнь. Он впервые осознал смысл выражения «Близок локоток, а не укусишь!». Так и гражданка – вот вроде где-то совсем недалеко шумит обычная жизнь, снуют люди по своим обычным житейским делам, разговаривают, спорят, смеются. И не понимают, как они счастливы! И как счастлив был он каких-то две недели назад. Хотя тогда ему казалось, что он безнадёжный неудачник и его жизнь летит под откос. И армия представлялась идеальным выходом, и он спешил надеть форму, романтизируя армейское будущее. Об армии он судил по патриотическим фильмам про десантников и радовался, что там пригодятся его физические навыки.