Читать «Байкал - море священное» онлайн - страница 28

Старуха посмотрела на Бальжийпина, который по-прежнему стоял посреди юрты, сказала:

— У меня нету детей, и ты знаешь об этом, Баярто. Но ты остался в том возрасте… молодом, и ты станешь мне сыном. А теперь говори дальше, я слушаю, Я хочу знать, как ты шел по подземному царству Эрлик-хана и искал там тайну своего рождения, без чего нельзя вернуться на землю в облике человека. Я слушаю…

Бальжийпин понял, что старуха не в себе, и смутился, но потом подумал, что, может, он не прав, и она как раз в себе, а то, что принимает его за другого, так не есть ли это желание снова обрести хоть какой-то смысл в жизни, который, судя по всему, старуха давно уже потеряла?.. И, поколебавшись, он не стал переубеждать ее.

Бальжийпин долго медлил, не зная о чем говорить, но вот собрался с мыслями и начал говорить обо всем, что знал про подземное царство Эрлик-хана, а перед глазами стояло другое… недавнее… Тогда было… Шел по степи, дыша дивным воздухом Забайкалья. Никто не увязался следом, и это хорошо, не хотел бы никого видеть и ни с кем говорить. Он шел по степи, и большое солнце стояло в зените, лучи падали на землю, какие-то неестественно яркие, длинные, у него возникло чувство, что он не только кожею ощущает эти лучи, а еще и многое знает про них, к примеру, отчего лучи длинные и яркие, конечно же оттого, что стремятся как-то скрасить жизнь людей на суровой земле. Бальжийпин с малых лет любил одушевлять все, что окружало, помнится, и отчая юрта долгое время казалась доброй и славной тетушкой, мог подолгу говорить с нею, и, что самое удивительное, юрта отвечала и радовалась вместе с ним, и огорчалась… Вот и теперь Бальжийпин говорил с солнечными лучами и по тихому дрожанию света, по тому, как, упав на зеленовато-бледные узкие травинки, лучи взблескивают, перемигиваются и словно бы едва слышно щебечут, подумал, что они понимают и что-то хотят ответить… Он бродил по степи до самого вечера, и все-то вокруг было дивно, и тревога вроде бы отступила, во всяком случае, и дышалось легко и мечталось о разном, что уже давненько не приходило в голову, может статься, с юных лет еще, когда так много думал про себя и надеялся… Скупа на краски Селенгинская степь, а все ж ввечеру и она загорается, и тысячи самых различных соцветий, оттолкнувшись от уходящего за дальние гольцы и уже сделавшегося розовато-круглым солнца, растекаются по долине, смешиваются с теми бледно-зеленоватыми красками, на которые нынче щедра земля, а смешавшись, делаются еще ярче, еще пронзительнее, и хочется плакать, глядя вокруг, и смеяться, и на сердце дивное, светлое, мудрое, вот, кажется, все узнал про жизнь, и увиделась она такою, что сроду не покинешь ее и будешь жить вечно… Бальжийпин уже и не шел по степи, а бежал; там, вдали, промелькнуло еще что-то, дивнее дивного, и он спешил, словно боялся не успеть ощутить и ту радость, которая впереди… Он не заметил, как очутился у дымных войлочных юрт, промеж которых лениво бродили темношерстые собаки, а в тени, на желтой унавоженной земле, лежали длиннорогие коровы. И в первую минуту растерялся, а может, смутился, увидев как из-под земли возникшие юрты, этих неторопливых собак, неподвижных коров.