Читать «Архканцлер Империи. Начало» онлайн - страница 123
Евгений Александрович Шепельский
Прислужник Ренквиста что-то выкрикнул, не соображая уже ничего в боевом азарте, надвинулся, но я совершенно деревянным жестом выставил шпагу, и он нанизался на нее всем телом где-то в области желудка.
Подбежала Амара и добила его, куда – я уже не смотрел, просто ощутил, как погрузнело тело противника, как откачнулось, снимаясь со шпаги.
Наверху хлопнула дверь. При этих звуках Бернхотт очухался, встал, шатаясь, направился к арке.
– Поздно. Назад! Назад, я сказал!
Бернхот послушался нехотя, оглянулся и повел налитыми кровью глазами. Раненный мною телохранитель сидел у стены, зажимая кровоточащее плечо. Герцог молча и быстро ударил его острием в сердце.
Если Ренквист успел правильно зажать рану, он, увы, выживет, но есть шанс, если я не ошибаюсь, конечно, ибо профан в медицине, что дырка в сонной артерии успела всосать достаточно воздуха, и тогда барон очень быстро умрет от эмболии: пузырь воздуха в крови устроит веселые забавы с его сердцем либо мозгом.
Но я чувствовал, что барон выживет. Такие люди обладают повышенной плавучестью, как известная субстанция, и умудряются всплывать в самых невероятных обстоятельствах и чрезмерно удивлять этим людей.
– Что же дальше, милый господин? – спросила Амара с любопытством.
А я тупо смотрел на шпагу, по которой стекали тягучие, вязкие капли. Полагается ее отереть, кажется… Не совать же оружие грязным в ножны? Или совать?
Шутейник понял мои затруднения, отобрал шпагу и начал деловито обтирать клинок об одежду покойника, и делал он это с такой подкупающей простотой и искренностью, словно занимался этой обыденной работой каждый день. Совершенно другая психология, другое восприятие жестокости… Вернее, так: тут из жестокости не делают фетиш или трагедию, это необходимая вещь для выживания, не более. Все эти философские метания про тварей дрожащих или право имеющих – они появятся потом, на другой стадии экономического развития, с появлением большого количества городской интеллигенции, развития идей гуманизма. В Средневековье же таких философов просто посчитают блаженными и походя размажут по стенке.
Я присел на стол, пытаясь разогнать сумрак перед глазами.
– Амара, это Бернхотт Лирна, истинный владелец этого замка.
– О!
– Это Амара Тани, моя… подруга.
– О! Я – Амара Тани, его… подруга! – Судя по голосу, она улыбнулась Бернхотту своей коронной, сносящей с ног щербатой улыбкой.
Бернхотт пролепетал что-то непонятное. Угу, не каждый день увидишь рябую беззубую девицу, которая управляется с мечом едва ли хуже, чем ты.
– Так что же дальше, милый господин?
Я поднял голову, которая вдруг стала весить за сотню кило, нашел взглядом Бернхотта и кивнул:
– Дальше – вниз. Он знает куда.
Далеко наверху осторожно скрипнула дверь.
Я приложил палец к губам, подошел к арке и выкрикнул свирепо:
– А-а-а, подходите, негодяи! Мы готовы к смертному бою и просто так не дадимся! Мы уже выпускаем узников и устроим вам большой праздник, так что подходите, подходите скорей!
Это задержит их ненадолго. Они не рискнут наступать малыми силами, а пока будут собирать подкрепление, мы уйдем подальше.