Читать «Аптекарь (Останкинские истории - 2)» онлайн - страница 342

Владимир Орлов

Сели на стулья у письменного стола. Любовь Николаевна попросила разрешения курить, Михаил Никифорович курить ей позволил. Он старался не смотреть на Любовь Николаевну из боязни оживить запрещенные самому себе чувства, но, естественно, не мог не заметить, что Любовь Николаевна пришла в знакомом ему белом свитере с античной камеей на золотой цепочке, в узкой серой юбке. Красивы и крепки были ноги Любови Николаевны.

- Я полагаю, - сказал Михаил Никифорович, - вы знаете о кончине Валентина Федоровича Зотова.

- Да, - сказала Любовь Николаевна, - я была на похоронах и поминках.

Михаил Никифорович взглянул на Любовь Николаевну. Шутит она или говорит всерьез? Не сообщит ли следом, что приносила цветы на могилу Валентина Федоровича?

- Нет, я не приносила цветы, - сказала Любовь Николаевна. - Здесь совсем иной случай, нежели с вашей матушкой.

- Полагаю также, - сказал Михаил Никифорович после некоторого молчания, - вам известно, что Валентин Федорович завещал свой пай мне.

- Этот пай уже ваш, - кивнула Любовь Николаевна. - Завещание вступило в силу три дня назад.

Михаил Никифорович встал, подошел к окну, постоял, вернулся к письменному столу, сел.

- Вы ведь обещали, - сказал он, - что без меня в Останкине плохого не случится. Я вам поверил.

- Я виновата, - сказала Любовь Николаевна. - И не виновата.

- Вы могли предотвратить гибель Валентина Федоровича?

- Не знаю, - покачала головой Любовь Николаевна. - Наверное, и не смогла бы.

- Но вы и не пытались препятствовать его гибели?

- Да, - сказала Любовь Николаевна. - И не препятствовала.

- Какие на то были причины?

- Посчитайте причиной мою беспечность. Пусть это вас обрадует и успокоит. Или мою безалаберность. Или...

- А почему вы не смогли бы предотвратить гибель дяди Вали, если бы попытались предотвратить?

- Возникло многое, - сказала Любовь Николаевна, - чем я не могу управлять. И произошло стечение обстоятельств, созданных не мной... И не только мной. Предположим, и вами тоже.

- Любовь Николаевна, - сказал Михаил Никифорович, - вы были искренни и честны со мной, когда говорили, что находитесь на краю обрыва, что вам страшно? Или вы тогда желали с какой-то целью разжалобить меня?

- Михаил Никифорович, - надменно произнесла Любовь Николаевна, - вы теперь располагаете силой в три рубля восемьдесят четыре копейки, а потому я обязана выслушивать любые ваши выражения.

- Достаточно ли этой силы в три рубля восемьдесят четыре копейки, сказал Михаил Никифорович, стараясь сдержать себя, - чтобы вы навсегда исчезли из Останкина?

- Нет, - сказала Любовь Николаевна, - этой силы недостаточно.

- Но вы остались на краю обрыва или вам вышло облегчение?

- Сегодня я вам не скажу об этом.

- А новые разговоры между нами могут и не случиться.

- Воля ваша, коли так, - улыбнулась Любовь Николаевна, но с некой грустной загадочностью, будто приоткрывая дверь в дальние тайны. - Вы сами себе причините боль. Как знать, может, и не будет у вас иной суженой.

- Наверное, мне станет больно и плохо, - сказал Михаил Никифорович. Однако сад должен быть. И сад должен цвести.