Читать «Аптекарь (Останкинские истории - 2)» онлайн - страница 246

Владимир Орлов

- И не хочу помнить, - тихо сказал дядя Валя. - Я всего достиг. Достиг совершенства. Я утолил страсти. Я получил все.

Возможно, в подобной усыпляющей тональности произносили про себя уверения сторонники психологических тренировок.

- Словом, вам хорошо, - предположил я.

- Мне плохо, - закрыл глаза дядя Валя. - Я в прорубь нырну. Или с башни спрыгну.

- Но что же вы...

- Оставь меня, - попросил дядя Валя. Было ощущение, что у Валентина Федоровича не хватит сил донести домой сумку с капустой и морковью.

45

Через день без четверти два я встал из-за стола и пошел на улицу Цандера. И вот что я увидел: народ стремился к Палате Останкинских Польз. Шел и ехал. В служебное, кстати, время. Высаживали на углу Кондратюка путников лимузины с дипломатическими номерами, а сами отъезжали в поисках доступных стоянок. Уже на подходах к дому Шубникова привратники Палаты в костюмах, напомнивших о порохе Полтавы и Очакова, четверо из них имели и скунсовые шапки с конскими хвостами, приветствовали иностранных граждан, дипломатов и коммерсантов (один из них двигался с табличкой "Банко ди Рома", что возле ТЮЗа"), возможно, впрочем, и прохиндеев. А многие на Цандера производили впечатление обычных московских зевак. Но разве могут быть не симпатичны наши простодушные ротозеи? Правда, это они сейчас зеваки, а потом как пойдут по воду да поймают в проруби щуку! Хотя что было вспоминать о щуке именно сегодня? И опять же прибывало к Палате немало людей с ожиданием в глазах: и нам достанется! Или: а вдруг разверзнется - и мы увидим?

Было известно, что на Цандера и Кондратюка возникли строения ломбарда, складов, депозитария имени Третьяковской галереи, просмотровых залов, управленческого модуля, еще чего-то, но народ давился у дверей исторической части Палаты, прежнего пункта проката. А для этой реликвии и двадцати гостей было достаточно. Но вмещались! Вмещались! И я вместился. Вместе с толпой внесло меня в огромный зал с поднебесным куполом, где можно было подвешивать маятник Фуко и убеждать в правоте Галилея и Коперника упрямцев, каких не тронули еще доказательства Исаакиевского собора. Да что маятник Фуко! Тут и вертолеты, казалось, могли блуждать от стены в стене.

Среди людей, преимущественно мне незнакомых, я не обнаружил Михаила Никифоровича. Добкина со Спасским обнаружил, а его нет. "Кто-то ведь на днях собирался занять у Добкина семьсот рублей, - вспомнил я, - а ему сказали, что Добкин на Каймановых островах. Но вот же он, Добкин-то..." Я хотел было подойти к Добкину, сказать ему про Каймановы острова и семьсот рублей, но тут и разверзлось. То есть где-то под куполом куранты, сначала зашипев, пробили два часа. И сразу же в толпе произошло стеснение, возник коридор, устроенный усилиями хладноглазых служителей в робах с космическими мотивами, со множеством каких-то блестящих заклепок, "молний", ремней, но без скафандров. В уважаемом месте, где маятник Фуко мог бы успокаиваться на ночь, образовался стол для подписаний с моделью колесного парохода "Стефан Баторий" на коричневом сукне. И модель была хороша, а уж каков стоял сейчас где-то в затоне сам красавец "Стефан Баторий"! На экране, слетевшем из-под купола, проявилось изображение документа из трех обрывков, на них виднелись черные и киноварные кресты, крючки, буквицы, нескладные рисунки четырех камней, козы и лука с натянутой тетивой. "План клада... - пронеслось в зале, - клада... клада..." Коза была несомненно самарская, а в луке с тетивой я сразу же угадал Жигули. И тотчас к столу со "Стефаном Баторием" проследовали участники подписания, люди, по всему видно, деловые и горящие нетерпением. Один из них был Шубников, во фраке и при белой бабочке, двое - явно из Палаты Польз, в черных художнических куртках с номерами на спинах (№ 1 и № 14) и фамилиями ("Голушкин" и "Ладошин"). Четвертый же, в широких штанах, важный, привыкший выказывать себя барином, отчего-то сбивался с ноги и облизывал губы - наверное, был с нежной дутой и конфузился.