Читать «Андреевский флаг» онлайн - страница 47

Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

Григорий Алексеевич в последний раз приблизил подзоркой родной берег. Его тронула тоска. Горечь разлуки сдавила горло. Хотелось что-то выкрикнуть, от чего-то освободиться. Он понимал, что его гнетет, но заставлял себя думать об ином. Думать, что пробил наконец и его славный час. Это и есть его «золотой век» – царская служба.

…Капитан Лунев поглядел на своих усачей. Нет, на лицах не было страха за завтрашний день, за возможную гибель в схватке с врагом, а скорее светлая печаль и растерянность за сегодняшний.

Унтер-офицер Зорин бросил вопрошающий взгляд на капитана. Лунев махнул перчаткой.

– Первое орудие – пли-и! – срывающимся на фальцет голосом закричал мичман.

Туго рявкнули пушки. Прощальный залп окрасил борт дымами. С бастионов грянуло раскатистое «ура-а!» – и ответный залп орудий вторил густо гудящему по волнам эху.

…Меж тем корабль миновал внешний рейд и, приодевшись парусами, достойно лег на генеральный курс, всем стройным видом бросая дерзкий вызов Белому морю, небесам и судьбе. Новодвинск медленно и величаво тонул за кормой брига. А на щеках моряков продолжали слюдой блестеть дорожки слез – прощай, землица русская, свидимся ли еще?

* * *

…Над «Викторией» стояла звездная ночь. Бриг устало резал почерневшим форштевнем соленую гладь, держась в крутой бейдевинд под зарифлёнными парусами. Переваливаясь на волнах, он метил за кормой пенный, журчливый след, подобно гигантскому плугу, вспахивающему степь бело-серого жемчуга. Покачивало прилично; ветер был свеж, упрям в своих порывах и заунывном вое в сырых снастях.

Лунев сидел в каюте при свечах за судовым журналом и хмурился. Рука с пером зависла над раскрытой страницей, невеселые мысли ели поедом. «Что за напасть? Когда успели?! Худое начало!» Трое матросов команды лежали пластом в своих кубриках, измотанные лихоманкой жара… Один, спеленутый в парусину, с ядром на ногах, уже скользнул по узкому трапу за борт под скорбную ноту отца Киприана да гулкую дробь барабана, затянутого в траурный креп.

Благо, заразу успели распознать загодя: больных отгородили от здоровых, определив в дальний отсек канатного ящика; доступ к несчастным был разрешен лишь лекарю Клячкину, который после осмотра больных стирал руки чистотелом едва ли не до мяса. Весь экипаж являлся узником корабля, а шумливая соль океана – тюрьмой надежнее любого острога.

Григорий откинулся на спинку стула, устало прикрывая глаза: «Чертовски хочется спать!» Темно-каряя вязь строчек ломала свои стройные ряды и, будто потревоженные клопы, расползалась по странице. Однако капитан пересилил себя, стукнув кулаком по затянутому в кожу ботфорта колену. Перо, напившись чернил, начало свой скрип по странице.

«12 июля 1701 года. Вот уже четвертый день закончил свой срок с начала нашего дозора. Мысли разные: о шведах ни слуху, ни духу. Порой думается, их и вовсе нет в наших водах. Идем в видимости береговой линии, при ясной, но весьма знобливой погоде. Дважды встречались рыбачьи карбасы – люди упреждены об опасности, отправлены восвояси. Мне жаль их: простые русские люди – нужда и голод в сей грозный час принуждают их выходить в море. Прошлым вечером от “Виктории” к берегу под началом Афанасия Крыкова отшвартовалась шлюпка. Однако Федоровское – рыбачье становище – словно вымерло. Ни дымов над избами рыбаков, ни голосов поселенцев – лишь крики чаек да лай бродячей стаи собак… Крыков с дюжиной штыков и сабель обошел хижины; матросы разгребали золу, под оной еще тлели угли. По всему, население бежало из сих мест… Кто знает, возможно, видели шведов?.. Часто встречаем пустынные безымянные островки с птицами и морским зверьем на отмелях… Я впервые вижу эту суровую красоту… Велика, богата Россия! Чайки и буревестники криками указывают нам путь. Нынче зрим лишь воду и небо. Завтра возвращаемся к горлу Белого моря – Двине. Да благословит нас Господь!»