Читать «Ангел страха» онлайн - страница 98

Марк Криницкий

Гуляев поднял глаза и постарался помолиться.

«Я хочу думать, что есть Бог, — говорил он себе, — и что Бог хотя один, но состоит как бы из трех существ или видов. Этого нельзя понять, но это очень важно для меня. Это важно потому, что я умираю. И я хочу верить. И я молюсь Тебе, Боже, который состоит из трех видов, или лиц…»

Он напрягался этому поверить и для того представить себе все, как надо. Но выходило, что он молится трем богам, и он старался заставить себя думать, что они образуют из себя одного Бога, но представить это ему было трудно, и оттого было неловко и неприятно.

За окном шевелились листья и чуть смутно виднелись в глубине звезды.

Батюшка опустил глаза и терпеливо ждал. Он был хороший священник и хотел, чтобы Гуляев основательно помолился. Он пришел сюда глубокою ночью, прямо от теплой постели, но это было его обязанностью. А он уважал свои обязанности. Это было видно. Пусть человечество спит: тем более он должен стоять на страже. Дует холодный ветер, и ветви треплются за окном, а он стоит на страже. Сияют далекие и неподвижные звезды, а он стоит на страже.

— Господу помолимся! — говорит он внезапно и, опять подняв глаза кверху, продолжает: — Всякого ответа недоумевающе, сию Ти молитву, яко владыце грешнии приносим: Господи, помилуй нас! Ну, вот так. Помолились?

Он старается бодро взглянуть на Гуляева, но взгляд у него против воли подозрительный, спрашивающий.

— Небось, были в университете? — спрашивает он неожиданно.

Гуляев сделал отрицательное движение глазами.

— Так. Не завидовали ли когда и чему-нибудь? Не желали ли кому зла? Говорите глазами: грешен, грешен. Вот так. Кто не грешен? Но Господь милостив. Исполняли ли обязанности к семье? Не грешили ли против седьмой заповеди? Великий, большой грех, но… Так, так…

Он смотрел со вниманием на Гуляева и старался придумать еще какие-нибудь грехи. Он хотел выисповедать его так, чтобы у него не осталось уже никакой душевной тяжести… Вероятно, он хорошо умел приготовлять людей в последний путь и не жалел своих трудов. Недаром сиделка сказала о нем что он хороший батюшка.

— Господу помолимся! — возогласил он опять и накрыл Гуляеву лицо нижним краем епитрахили, точно окончательно благословляя его на смерть.

Снизу он ловким и привычным движением поддерживал ее немного рукою, чтобы материя не испачкалась о кровь. Епитрахиль была холодная и пахла ладаном и еще чем-то церковным.

Гуляеву стало страшно и тошно.

«Я не хочу еще, — подумал он содрогаясь. — Я хочу доктора».

И он решил после причастия объяснить священнику номер телефона.

А батюшка все молился, не поднимая епитрахили, и от ее прикосновения его все больше и больше охватывала прежняя дрожь.

«Я не верю, — думал он с ужасом, задыхаясь от нее. — Я не могу. Я не могу притворяться, что Бог один и вместе состоит из трех. И я не понимаю, что значит верить. Я хотел себя обмануть…»

Он отстранил слегка епитрахиль рукою.