Читать «Альфа-версия» онлайн - страница 4

Никита Красников

Да уж, испугал, думала Берская, невнимательно кивая в ответ. В два счета мог бы лежать этот Сангуля с простреленной башкой…

Тимоня сидит у крыльца, вытянув ножки. Солнечный свет переплелся с ветром, распушил его белые волосики. Тимоня похож на одуванчик. Он склонил голову и глядит, прищурясь. Двор разбегается от него во все стороны, он такой широкий и загадочный. Чем ниже наклоняешься, тем он кажется огромнее. Ближние щепочки такие четкие, большие, на них видны все грубинки, а дальше они уже просто лежат, как такие белые штучки. Мама с бабой Наташей стоят у калитки далеко, там вообще не видно щепок. Сашка неугомонный снует туда-сюда, тыкается им в ноги. У бабы Наташи в руке черное красивое ружье, на ногах толстые ботинки, стеклянный глазик вспыхивает на солнце. Баба Наташа этой вонючке сегодня покажет. Только приклад какой-то слишком длинный. Идет так сначала ровно, расширяется, а потом просто вниз торчит, как палка. Тимоня щурит глазик. Если вот эту палку, этот обрубок вот так убрать, это будет в самый раз. Такие мелочи его всегда раздражали, он готов был часами колупать ваву, чтобы только все получалось складно. А что, мама сейчас и не заметит. Она вон что-то рассказывает, плещет руками справа налево. Вот как раз хорошая палочка, вот эта попрямее, с одного конца потолще, чтобы удобнее держаться. Тимоня нагибается, поворачивает голову.

У него возле уха примостилась, как спрут, темно-красная шишка чуть крупней кулачка. На ней кожа лоснится, волосы не растут, и лиловая жилка наползает с виска.

Тимоня обкусывает палку, придает ей на конце форму утиного носика. Он сидит боком к калитке и локоть не оттопыривает. И ничего-то она не заметит. Раз — он с силой втыкает палочку в ухо, пальчики белеют от натуги. В голове внутри слышно, как скрипят и раздвигаются хрящи. Сначала даже не обязательно точно попасть, все равно нажмется, что нужно. Два — поворот, больно. Глазки у Тимони стекленеют, на губах выступает розовый сок, и сквозь поблекший витраж утреннего мира проглядывает в скрещении торжественных аккордов и световых лучей Красивая Пушина…

Когда он ее впервые увидел, то даже чуть-чуть испугался, потому что не знал, с чем это можно сравнить. Запись его жизненного опыта была еще слишком коротка и хаотична, чтобы найти в ней подходящие ассоциации. Папа тогда хрустнул скальпелем, разламывая грудь пушистого кролика, и там внутри оказались потроха — такие ладненькие штучки, удивительно точно пригнанные, подобранные друг к другу по форме и цвету. А Тимоня как раз ковырял в ухе скрепочкой, и что-то такое царапнул, а потом сразу что-то такое подумал…

…было, как вспышка. Ажурная сеть мерцающих потоков расплескалась без границ, и в ней запуталось все-все на свете, каждый человек, каждая пылинка, и даже он сам, мелкий мальчик-одуванчик, разглядывающий вскрытого кролика где-то в домике в июле на планете в галактике во Вселенной. Но в то же время остался виден и белый операционный стол с лежащим на нем кровавым пушистиком — так рисунок на обоях проступает сквозь цветную проекцию слайда. Два впечатления намертво спаялись в одно, кроличьи потроха сложились с паутиной световых туннелей, и совокупная гармония обеих конструкций сверкнула ему в глаза, как бритва, поранив его сочную душу, а глубокий порез сразу же заполнился восторженной водой внутренних слез, и эту приятную боль он очень крепко запомнил. И с тех пор начал ее так называть: Красивая Пушина.