Читать «Альпийская крепость» онлайн - страница 36

Богдан Иванович Сушинский

Гебхардта прекрасно знали в американском посольстве в Мадриде, там его ценили, как человека, благодаря которому можно было свободно выходить на Скорцени, а через него — на Кальтен-бруннера и даже Гиммлера. И если до сих его курьерские усилия не привели к каким-то осязаемым результатам, то лишь потому, что основные политические решения принимаются не в стенах посольства и не на явочных квартирах разведывательных резидентур, а в высших эшелонах власти.

13

Когда Мюллер, уходивший последним, закрыл за собой дверь, фюрер как-то заметно оживился, в кресло сел свободно — почти в профиль, облокотись правой рукой о стол и забросив ногу за ногу. Подбородок при этом он попытался уложить на плечо.

— То, о чем мы сейчас поведем разговор, известно будет только нам троим. — Скорцени и Борман сидел по разные стороны стола, однако Гитлеру это не мешало, взгляд его был нацелен в пространство между окнами. Это был взгляд в себя, в никуда. — Вы, Скорцени, находитесь здесь как мой специальный секретный агент по особым поручениям. Вы еще помните об этой вашей должности?

— Помню, мой фюрер.

— Я давненько не напоминал вам о ней.

— В последний раз во время переворота в Венгрии, когда надлежало арестовать и доставить в Берлин правителя этой страны адмирала Хорти и нескольких людей из его ближайшего окружения.

Фюрер загадочно улыбнулся и нетерпеливо, нервно постучал худыми, дрожащими пальцами по столу.

— Это была прекрасная операция. Что скажешь, Борман?

— Благодаря тому, что нам удалось убрать Хорти и поставить на его место Салаши, Венгрия до сих пор с нами, а не поставляет свои полки русским, как это делает румынский король Михай.

Вновь улыбка, теперь еще более романтическая, нежели предыдущая, и вновь постукивание пальцами и приплясывающее какое-то подергивание ноги, все еще остающейся навесу.

— Дело даже не в этом, Борман. Она прекрасна сама по себе.

Мартин хитровато взглянул на Скорцени, «дескать, радуйся, фюрер все еще не забывает о тебе».

Для болезненно-щепетильного в отношениях с Гитлером рейхсляйтера Мартина это всегда было важно: что фюрер все еще помнит о нем, о ком-то из своего окружения. Саму мысль фюрера о любом из своих подчиненных он воспринимал, как мироточивую благодать отца нации.

Правда, Скорцени не мог понять, насколько правдива эта трепетность Бормана. Насколько приемлемо это понятие по отношению к человеку, не раз позволявшему себе в узком кругу называть фюрера не только Гитлером, но и… Шикльгрубером, напоминая присутствующим о давно забытой истинной фамилии вождя и тем самым явственно приземляя его.

Вот и сейчас обер-диверсант уловил некую завистливую хитринку во взгляде заместителя фюрера по партии, но сам в это время внимательно следил за каждым движением Гитлера, за почти счастливым выражением лица. Он понимал, что не так уж и часто приходится фюреру в последние дни переживать такие вот счастливые минуты. «Нет, не счастливые, — поправил себя Скорцени. — Это неточное выражение. Скорее — минуты светлых переживаний. Именно так, — остался доволен своими филологическими изысканиями — светлых переживаний».