Читать «Альбатрос над Фисоном» онлайн - страница 104

Как выяснилось, Абон-старший, будучи навеселе, сходил на рождественскую литургию (хоть и не отличался он набожностью, тем не менее воскресных и праздничных служб не пропускал). И после проповеди владыки Ан-Ииса (а тот, к слову ли, не к слову ли, помянул там притчу о блудном сыне) настолько расчувствовался, что, придя домой, пошатываясь и запинаясь, пролепетал, что 'п-п-прощает блудного сына и тоже з-з-заколет теленка, ф-ф-фигурально конечно, когда п-п-первенец его вернется в отчий дом'.

На этом мать его и поймала. Хоть и трепетала она перед мужем-самодуром, но уже научилась использовать его слабости и заставила подтвердить слова на следующий день при свидетелях-родственниках, вслух и на трезвую голову. Теперь она выжидающе радостными глазами смотрела на сына, предвкушая, как вернутся домой вместе, как заживут по-прежнему тихо и спокойно, в дружбе и согласии. Но Элай ее надежды разрушил.

- Это он меня прощает?! - и Элай возмущенно вскочил с дивана. - Это еще вопрос, кто кого здесь должен прощать! Не я его выгнал, а он меня! И возвращаться так, 'по царственной милости', я не собираюсь!

Как ни умоляла мать, как ни просила, под конец даже всплакнув, Элай решения так и не переменил. И дело, конечно, было не только в 'прощении', которого он не просил, но и в Мисе. Сейчас у него свое, пусть и не ахти какое, но жилье, где могли встречаться в любое время. Если же вернуться домой, то всё осложнялось.

Да и привык он за последний год к самостоятельной жизни - без мягкой, но назойливой опеки матери и жесткого, деспотического надзора отца. Привык, что сам себе хозяин и не надо ни перед кем отчитываться или согласовывать. Когда сам решаешь, во сколько приходить и уходить, во что одеться и чем заняться. Тем более проблем с деньгами Элай не испытывал, а 'жалование садовника' он получал регулярно (теперь и не спрашивая, за что), и на его скромные потребности вполне пока хватало. Так мать ни с чем и ушла, расстроив и себя, и Элая, плохо переносившего ее слезы.

Собрание же прошло как обычно. Герим, как всегда, хмуро молчал, пялясь то в пол, то в репродукции на стенах. Бешех пытался доказать всем (хотя никто с ним и не спорил), что Спаситель, судя по евангельским текстам, не мог родиться зимой. Мадаш восторженно нес привычную чушь, а Инаим, не отошедший от праздничной попойки, шибал густым запахом перегара и, посверкивая 'фонарем' под глазом, вяло издевался над розовощеким гимназистом.

В конце концов они-таки определились (не без вмешательства Мисы), кому, где и во сколько завтра стоять, чтоб не пропустить маршальский кортеж, после чего 'боевики' быстро и без сожаления расстались, отправившись доедать позавчерашние пироги и допивать, что осталось.

...Миса пришла поздно, когда налетевший к ночи холодный ветер со степи слегка разогнал тучи, что нависли над городом, и в рваных просветах выступили по-зимнему крупные яркие звезды.

- Что там, похолодало? - Элай помог снять плащ. - Замерзла?

- Да, немного, - Миса, подобрав юбку, присела на низенькую скамеечку у печки и протянула озябшие ладони к огню. - Днем потеплей казалось.