Читать «Аленкин клад. Повести» онлайн - страница 60

— Больно? — наклоняясь, спросил Игорь. — Потерпи. Врачи уверяют, что все будет хорошо. Принести тебе молока? Ты не стесняйся…

Игорь решился шепнуть еще одно слово, но не успел. В палату, переваливаясь с боку на бок, бесшумно вошла толстая женщина и, всплеснув короткими руками, выдохнула:

— Вот бисов сын!

— Я сейчас! — заторопился Игорь. — Я сию минуту…

— Геть!

Игорь, отступая к двери, кивком головы простился с Аней. Она смотрела на него чистыми, доверчивыми глазами, словно хотела сказать о самом главном, которого так не хватало в жизни Задольного.

— Геть!

Игорь с опущенной головой вышел из больницы и, проклиная сварливую женщину, зашагал по людной улице.

Дорога к дому Задольному показалась удивительно короткой. Он, не замечая знакомых, которые с ним здоровались теплее обычного, шагал с высоко поднятой головой и проклинал себя за слепоту: «Три года она была рядом!.. Чурбан я бездушный!..»

Запас ругательных слов у Игоря быстро иссяк. Он, обзывая себя распоследним дураком, вошел в квартиру, присел на раскладушку и, чего раньше с ним не случалось, посмотрел на свою жизнь как бы со стороны.

Молодость. Несет она человека по жизни, как застоявшийся конь седока по широкой степи. Несет ширококрылая, и нет ей дела, нет печали остановиться на полном скаку, чтобы седок всеми мускулами ощутил вылет из седла, чтобы научился как можно раньше крепче держать в руках свою судьбу.

Личная жизнь Игоря, казавшаяся еще вчера простой и ясной, стала перед ним раскрываться во всей сложности, которую он неожиданно начал читать, точно мудрую книгу с десятками трудных и суровых страниц. Каждая глава этой книги помогала Задольному разобраться в окружающих людях, понять их слабинки, хитрости, честно оценить свои поступки и способности.

«Осокин — хитрюга и грубый дипломат. Хитрости у него, конечно, больше. Работать рядом с таким человеком опасно и противно. Он в трудную минуту думает только о своей шкуре…»

Бой стенных часов прервал мысли Задольного. Он разделся, поставил будильник на табуретку, стоявшую рядом с раскладушкой, и решил немного уснуть. Сон, как назло, не приходил.

«Пилипчук — человек изворотливый, тонкий. Своего благополучия он достигает мягкостью, вежливостью, улыбкой и гибкостью позвоночника».

Игорь поднялся с раскладушки, принял душ и, немного успокоившись, рассудил:

«Настоящий человек вечно стремится к прекрасному. И, естественно, бывает до поры до времени ослепленным счастьем жизни. И это не случайно. В семье, школе, на фабриках, заводах… всюду человека воспитывают на хороших примерах. О пошлых людишках у нас говорят мало и скупо. А они, пользуясь благоприятной обстановкой, живут рядом с нами своими мелкими страстишками и до первого испытания на прочность остаются незамеченными».

Думы о жизни заставляли Игоря сравнивать людей, присматриваться к ним со всех сторон и выносить им суровый, но честный приговор.

«На последнем курсе института я познакомился с Ириной. Чем же она мне понравилась? Аккуратностью? Нет. Глубоким знанием жизни? Нежностью и сердечной теплотой? Нет. Она часто упрекала меня в простоте, советовала застегивать душу на все пуговицы, не быть слишком откровенным, доверчивым. Но где? Где же, черт меня подери, я живу? Если слушать Ирину, станешь похожим на кого угодно, только не на русского человека. Я, конечно, дурак, с ней во многом соглашался. А как она относится к людям? Боже мой!.. На каждого человека смотрит рационалистически: чем он может быть полезен? Свои взгляды на жизнь она с какой-то въедливостью старалась прививать и мне. И не только прививать, но и добиваться их расцвета. Рядом с ней я был теленочком на веревочке. Стоило мне в компании рассказать соленый анекдот или на улице громко засмеяться, Ирина прищуривала выпуклые глаза, подернутые туманной грустью, и, покачивая античной головкой, с еле уловимым цоканьем в голосе замечала: „Не этицно!“ Но почему, почему она мне нравилась? Почему я пишу ей письма и приглашаю в Яснодольск?»