Читать «Алексей Ремизов. «Посолонь»» онлайн - страница 4

Из этого истока создалась поэма о Калечине-Малечине:

Курица со двора…Калечина в ворота!Заберется Малечина в гибкий плетень,Тоненько комариком песню заведет,Ждет:Не покличет ли кто Калечины погадать о вечере?У Калечины одна деревянная нога,У Малечины одна деревянная рука,У Калечины-Малечины один глаз –Маленький, да удаленький.Калечина-Малечина,Сколько часов до вечера?Скок Калечина-Малечина с плетня,Подберется вся – прыг-прыг-прыг –Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…Да юрк в плетень. Пригорюнится.Тоненько комариком песенку ведет,Ждет:Не покличет ли кто Калечины погадать о вечере?У Калечины семь братов –У Малечины семь ветров,А восьмой-неродной – вихорь витной –Миленький, да постыленький.Калечина-Малечина,Сколько часов до вечера?Вечером врывается, крутит вихрь в лесу,Вечером Калечине весело в виру.Ночка по небу лучинки зажжет,Темная, темную нитку прядет…Курица в ворота,Калечина со двора.

(«Курица важная птица. Видали вы, как курица вечером домой возвращается и с какой важностью сквозь ворота проходит?»)

«Чучело-Чумичело? А это он в печных трубах живет. Отдушник раскроешь, а оно оттуда вдруг и вывалится. Длинное, длинное. А головы нет. Потеряло… А шею себе мышиною мазью мазало. Так у него на месте головы маленькая мышиная головка выросла и глазки мышиные».

В «Купальских огнях» развертывается целый шабаш этих стихийных духов.

«Дикая кошка – желтая иволга – унесла на клюве вечер за шумучий бор, там разорила гнездо соловью, села ночевать под черной смородиной»…

…Криксы-Вараксы скакали из-за крутых гор, лезли к попу в огород, оттяпали хвост попову кобелю, затесались в малинник, там подпалили хвост, игрались хвостом…

…Выползала из-под дуба-сороковца, из-под ярого руна сама змея Скарапея, переваливаясь, поползла на своих гусиных лапах, лютые все двенадцать голов – пухотные, рвотные, блевотные, тошнотные, волдырные и рябые катились месяцем. Окликнула, созвала Скарапея змей, змеенышей, и они, домовые, полевые, луговые, лозовые, подтынные, подрубежные – с подкалинового пня приползли из своих нор.

…Купальская ночь колыхала теплыми звездами, лелеяла.

И бродили по ней нагие бабы, – глаз белый, серый, желтый, зобатый – худые думы, темные речи.

А у Ивана царевича в высоком терему сидел в гостях поп Иван, судили, рядили, как русскому царству быть, говорили заклятские слова; заткнув ладонь за семишелковый кушак, играл царевич насыпным перстеньком, у Ивана попа из-под ворота торчал козьей бородой чертов хвост.

– Приходи вчера! – улыбался царевич.

В этой неожиданной картине, точно освещенной синим трепетом ужаса, дикого разгула нечистой силы, в этом Иване царевиче, который судит да рядит с попом Иваном в купальскую ночь о том, как русской земле быть, чувствуется какое-то молниеносное напоминание о «Бесах» Достоевского.