Читать «Алексей Поркин, гроза Империи (краткий справочник по 101-му штампу в фантастике)» онлайн - страница 107

Проклятые имперские убийцы даже не давали поднять голову, где же их хваленое честолюбие и желание пустить кровь врагам государства.

— Готовьте наши самострелы, — рыкнул я в темноту, где лежали профессор и его дочь.

— Какие? — донеслось оттуда.

Проводив глазом очередную стрелу, которая оплавила камни возле моих ног, я с ужасом вспомнил, что об арбалетах мы бессовестно забыли. Они остались в погибшем танке — пришло время начинать маленькую локальную панику врукопашную. Предохраняющие меня слои брони уже прохудились наполовину, не оставалось ничего другого, как подняться с черных в темноте камней и вприсядку постараться приблизиться к стрелкам.

Первого убить было лишком легко — он лежал за каким-то кустом, пробуя попасть мне по ногам. Я, подпрыгивая, как будто в сумасшедшей пляске, сделал кувырок через голову и приземлился прямо на его позвоночнике. Последовавший удар кислотника, отрубивший голову был, скорее номинальным — мертвеющее тело и так беспорядочно сучило ногами не чувствуя переломанного хребта.

— Сержантус Пипе! — запричитали рядом, выкрывая место расположения следующего врага. — Я так любил его. Кто меня теперь отстега…

Крик оборвался, как только я разрубил совсем не сопротивляющееся тело. Он так и застыл со слезами на очах, так его и заберет бабушка Смерть.

— В атаку! — заорали совсем близко, — Бей его!

Трое оставшихся имперцев отбросили оружие дальнего поражения, и насели на меня с обнаженными мечами. Неплохо, что теперь мне в спину не пульнут из чего-то зверского, но число три, если оно означает соотношение до меня одного, никогда не считалось моей счастливой цифрой. Мне вспомнились слова одного древнего, к сожалению, мертвого человека: нет сильнее фаланги, чем та, которая состоит из любящих друг друга воинов. Другой, более поздний мыслитель говорил: любовь умножает число сражающихся на три. Получается, что сейчас меня атакуют целых девятеро солдат, а это — малое подразделение!

Рубились мы долго и со вкусом. Удлиняли клинки, свистели в воздухе огненными бичами, пригибались и катались по дороге. На моем счету красовалась разодранная кислотной траекторией куртка на собственном власатом пузе, на их — легкое ранения бедер двоих из оппонентов. С каждым взмахом кислотника удары давались мне все тяжелее, они напротив удвоили силы, прижимая меня к трупу убитого сержантуса. Прошло более пятнадцати минут.

Внезапно, один из солдат соединил глаза в одной линии и, задрожав в коленях, рухнул. Из его правого легкого торчало кроваво-красное жало плазменной шпаги. Второго юдиста, который слишком долго таращился на погибшего товарища, мне удалось подсечь и вонзить кислотник в темечко. По самую рукоять — результат всем известный. За упавшим возвышался профессор Бартомо, в эффектной стойке опытного фехтовальщика. Вот тебе и трус, хотя, со спины все до драки горазды.