Читать «Алексеев. Последний стратег России в Великой войне» онлайн - страница 210

Алексей Шишов

Выступление Корнилова не было тайною от членов правительства. Вопрос этот обсуждался с Савинковым и через него с Керенским. Только примитивный военно-революционный суд может скрыть участие этих лиц в предварительных переговорах и соглашении. Савинков уже должен был сознаться печатно в этом...

Движение дивизий 3-го Конного корпуса к Петрограду совершалось по указанию Керенского, переданному Савинковым...

...Вы до известной степени знаете, что некоторые круги нашего общества не только жалели, не только сочувствовали идейно, но, как могли, помогали Корнилову...

Почему же ответить должны только тридцать генералов и офицеров, большая часть которых совсем не может быть ответственной? Пора начать кампанию в печати по этому вопиющему делу. Россия не должна допустить готовящегося в самом скором времени преступления по отношению к её лучшим доблестным сынам...

К следствию привлечены члены Главного комитета офицерского союза, не принимавшие никакого участия в деле...

Почему они заключены под стражу? Почему им грозят тоже революционным судом?

У меня есть ещё одна просьба. Я не знаю адресов господ Вышнеградского, Путилова и других. Семьи заключённых офицеров начинают голодать. Для спасения их нужно собрать и дать комитету союза офицеров до 300 000 рублей...

В этом мы, офицеры, более чем заинтересованы.

...Если честная печать не начнёт немедленно энергичного разъяснения дела, настойчивого требования правды и справедливости, то через пять—семь дней наши деятели доведут дело до военно-революционного суда, с тем чтобы в несовершенных формах его утопить истину и скрыть весь ход этого дела.

Тогда генерал Корнилов вынужден будет широко развить перед судом всю подготовку, все переговоры с лицами и кругами, их участие, чтобы показать русскому народу, с кем он шёл, какие истинные цели он преследовал и как в тяжкую минуту он, покинутый всеми, с малым числом офицеров предстал перед спешным судом, чтобы заплатить своею судьбою за гибнущую родину...».

Алексеевское письмо получило известность. Но ни Милюков, ни его сторонники в той обстановке не могли оказать воздействия на ход следственного дела.

Письмо же Михаила Васильевича интересно не только обеспокоенностью за судьбу генерала Корнилова и его ближайших сторонников. Оно показало его личное отношение к делу, на которое отважился пойти будущий первый командующий белой Добровольческой армией.

Керенский, находясь уже в эмиграции, писал:

«Я прочитал его (Алексеева. – А. Ш.) письмо уже после Октябрьской революции.

Генерал Алексеев был не только видным и проницательным стратегом, но и хитрым полководцем. Он понимал причины провала попытки Ленина захватить в июле власть и последовавшего через два месяца почти мгновенного поражения Корнилова...».

Забегая вперёд, можно сказать, что Белое движение с самого начала своего зарождения не приняло в свои ряды министра-социалиста Керенского. А он желал этого...

Пребывание Алексеева, не скрывавшего своей приверженности к старой России, в Ставке становилось всё более проблематичным. Министр-председатель Керенский так и не решился на увольнение заслуженного полководца, но всячески показывал, что Михаил Васильевич стал в Ставке «лишним человеком».