Читать «Акустика дальнего шторма» онлайн - страница 2

Ирина Васильевна Василькова

* * *

Татьяне Бек.

Этот нордический твой прищур, злой и прямой, как удар поддых, не соблазняет небесных дур, резвых цесарочек молодых. Но зазвучишь как эсхилов хор — странница с выпрямленной спиной — ты для природных своих сестер, честно приперченных сединой. Кудри и копья — стальной отлив, возраст свободы, лихая смесь. Из-под спартанских твоих олив ужас могучий гремит, как жесть. Шквалом озоновым вздернут пух — морок словесный, узор пустой, — и, замирая, ликую вслух над шлемоблещущей красотой.

Феодосия

Черные водоросли распластываются по дну, напряженно ловя акустику дальнего шторма. Барражирует ласточка, брюхом брея волну, на морскую прогулку решившись в поисках корма. Над вскипающей памятью туча встает стеной, обломки кораблекрушения за спиной, не взлетай, подруга, останься, побудь со мной — эти медные пряди заслоняют вспухающий горизонт. Наливается бурей великий Понт, ветер ломает хлипкий парижский зонт и слоится в листах тетради. Мураши песка, несомого воздухом, бегут по ногам. Смылись пляжники, дельфины ушли к другим берегам, даже чаячий истончился гам — и лишь мы с тобою, с жизнью, висящей на волоске, с недоправленной рукописью в рюкзаке, увязая в береговом песке, рвем вдоль прибоя. А над скопищем мифов, рифов, устричных банок, колючих звезд однозначным подарком, исчерпывающим ответом вдруг встает из воды тройной семицветный мост и в сетчатку бьет сумасшедшим спектральным светом.

* * *

Новорусский глянец чужих надгробий и гламурных роз смоляные пятна… Из пространства призраков и подобий мне тебя уже не вернуть обратно. Не гляди доверчивой Эвридикой — каменеет глина, гордясь трофеем. Над холмом зеленым стою с гвоздикой рядом с горьким, оглохшим, седым Орфеем. Сколько слез ни вылей — все будет мелко, под лопаткой горит ледяное жало. …И душа твоя кладбищенской белкой мне легко дорогу перебежала.

* * *

В новом пейзаже звучишь, как в другом регистре. Перебой, пауза — белое солнце тлеет, робкая музыка выжидает, подобно искре, а потом огнем вызревает, выжигает пепел, смелеет и, взрываясь жарким ветром в разрушенной колоннаде, раскаляя лады ветхих дворцов и башен, насилует флейту Эола дивного звука ради, с которым сольешься — никакой уже мрак не страшен. Укрупняя масштабы того, что казалось малым, низводя золотой запас к нулевой отметке, красный тяжелый вал мчится по желтым скалам, пережевывая обломки, камни, живые ветки, и, зайдясь в пылающем выдохе пролетевшего суховея, утратив содранные лохмотья, безумная и нагая, я смотрю ему вслед и даже понять не смею, что эта музыка тоже моя — но совсем другая. ……………………………………………….. А потом визжит бриз в парусах песчаной фелуки, выдувает легкий мотив, без натуги скользящий в гору, и я, принимая флейту на вытянутые руки, посвящаю ее острокрылому богу — Хору.