Читать «Аквариум (сборник)» онлайн - страница 305

Тогда он понял, что ослеп. Он представил себе стоящую в углу мраморную глыбу и подумал, что боги наказали его. Никто теперь не сможет ничего приказать ему. И ему вдруг стало легче. Опираясь о стену, он попытался встать. Теперь ему хотелось, чтобы мрамор поскорей вынесли из дома, он чувствовал его холод, от него было больно ничего не видящим глазам. Ощупью старик добрался до двери и осторожно вышел на улицу.

Мысленно представляя знакомую пыльную дорогу, слепой Скульптор брел куда-то.

А потом кто-то взял его за руку…

АЗАРТ

Камушек звякнул о стекло и отскочил, юркнув, как зверек, в траву. Через минуту-другую занавеска дрогнула, поползла в сторону, скрипнула оконная рама, темнота поредела.

Аля отбросила за плечо светлые волосы.

– Кто там?

Улыбка бродила по лицу, словно она ожидала этого сигнала. Лицо размягченное, только из сна.

Роберт смотрел из темноты, невидимый, затаившись в кустах сирени, растущих возле забора: неужели и вправду ждала? Кого? Его, Роберта? Или Торопцева? А может, еще кого-то.

Больше нельзя было таиться, иначе окошко захлопнется, а ему не хотелось проиграть. Если страсть вымерла, если ее больше нет в природе (за некоторыми исключениями), то азарт может хотя бы отчасти компенсировать. Азарт игры – почти страсть, то же напряжение, тот же порыв, та же воля к цели, то же пламя, та же лихорадка – жизнь, одним словом.

Это Роберт умел – впадать в азарт, идти напролом, но в нужный момент подключать хитрость, холодный расчет, которые, как ни странно, вполне уживались с азартом, становились как бы его частью, ничуть не охлаждая, а только внося нечто особое, как если бы в костер бросили сырую головешку и она, зашипев, некоторое время бы лежала и тлела, чужеродная этому жару, а потом бы вдруг вспыхнула и запылала.

О азарт, великолепная горячка, дрожание рук, озноб, внезапный и непреодолимый, смятение чувств и предвкушение победы, с каждой секундой нарастающее напряжение, готовое вот-вот взорваться, растерзать в клочья!

Вперед, Роберт!

Он должен выиграть даже не потому, что поспорил с этим уже порядком надоевшим Биллом. На что? На бутылку коньяка. Да наплевать, в конце концов, – разве в этом дело? Просто если уж втянулся, сделал шаг, то нельзя бросать, ни в коем случае, а надо идти до конца, до упора. Роберт для себя твердо уяснил: только до конца, чего бы это ни стоило!

Конечно, ничто не мешает и отказаться. Но если бросить, то между волевым импульсом и недостигнутой целью возникает отрицательная энергия, накапливается нереализованность, которая начинает разрушать. Это как бы острие, обращенное внутрь. Что-то там внутри происходит в этом случае, нехорошее. И хотя после достижения он часто оказывался в еще большей пустоте, чем до того, игра все равно стоила свеч. Как правильно заметил кто-то из философов, движение – все, конечная цель – ничто. В этой пустоте, однако, появлялась некая завершенность, придававшая всему смысл, пусть даже эфемерный. Все равно это было лучше.

В принципе, можно бы и не спорить с Биллом, камешек все равно был бы брошен, он все равно пришел бы к этому окну еще раз. Любая стоящая игра обязательно подразумевает присутствие женщины. Это как закон, которому и он вынужден подчиняться, да и почему нет? Только они и создают необходимый накал, ян и инь…