Читать «Аквариум (сборник)» онлайн - страница 264

Евгений Александрович Шкловский

Ради чего? Да, и эта мысль не однажды буровила: хотелось жить, а не просто существовать. То есть делать дело, к которому призван. А получалось как раз так, что именно этого-то он и не мог. В этот период своей жизни он много встречался с разными людьми – технарями, гуманитариями, непризнанными литераторами, многие из которых зависли подобно ему,– кто из принципа и по идейным соображениям, кто по стечению обстоятельств, кто, просто не желая… Не желая и всё. И хлеб насущный многие добывали подобно ему – сторожами, дворниками, сезонниками в экспедициях и строительных бригадах. Много тогда было переговорено ночами и днями, на крохотных кухоньках, под водку и дешевый портвейн, какие-то рукописи ходили по рукам, почти слепые копии, иностранные издания на тонкой качественной бумаге, которые страстно обсуждались, словно это были не книги, а руководство к действию.

Конечно, это было неплохо: все-таки он был не один, гораздо хуже и трудней в одиночку, а так он лишний раз убеждался в своей правоте, да и на чье-то понимание и поддержку можно рассчитывать. И когда, случалось, кого-то вызывали в недремлющее ведомство, а то и похуже – отправляли в места не столь отдаленные, подписывались коллективные письма протеста, устраивалась складчина для помощи, передавалась информация на Запад… Волнений и тревог достаточно.

Так, наверно, могло продолжаться еще долго – сумбурная, беспорядочная, полубогемная жизнь затягивала, увлекала, он даже пописывать стал кое-что, без всякой конкретной цели – просто хотелось высказаться в связи с тем, что обсуждалось, – о природе человеческой деятельности, об уничтожающей самое себя цивилизации, о близящейся экологической катастрофе и месте человека в космосе. Задумывалось им как нечто философско-нравственное, а выходило сатирическое и политическое. Он даже отваживался читать вслух – и неожиданно встретил интерес и одобрение, хотя на кухоньках это было не так легко, народ судил нелицеприятно и строго. Там были свои лидеры, свои герои, на встречи с которыми приходили специально. Чтобы добиться внимания, нужна была судьба или, на худой конец, какой-то поступок, особенный, выдающийся. Нужно было пострадать.

Нет, в герои он, как и в страдальцы, не рвался, царствовать на кухоньках не жаждал, тем более что и случайных людей, каких-нибудь экстравагантных девиц, жаждущих подпольной романтики, или непонятых молодых людей, ищущих признания и успеха любым путем, просто авантюристов, жадных до щекочущих нервы приключений (а может, и стукачей – любимая, между прочим, тема), там тоже бывало достаточно.

Вообще, признаться, много там было невнятного, на этих обшарпанных кухоньках, как раз того, чего стремившийся к ясности Модест не любил и по мере возможности старался избегать. Многие друг друга втайне подозревали, обвиняли в нетвердости, в компромиссах, еще бог знает в каких грехах, много злословия и злопыхательства – непонятно почему. Кому-кому, а уж им-то друг другу завидовать было нечего. Все они были парии, изгои, в любой момент железная пята могла расплющить их. Им бы поберечь друг друга. А они мучили. И он, покидая какой-нибудь дом, знал, что в его отсутствие о нем будут судить-рядить, и вовсе не было уверенности, что справедливо. Крайне неприятно, но что он мог поделать? Разве не ходить. Но и в этом случае не обошлось бы без какого-нибудь домысла, который будет потом тянуться как шлейф.