Читать «Ада, или Радости страсти (Часть 2)» онлайн - страница 26

Барибал с яркими рыжеватыми локонами (солнце достигло окна первой своей гостиной) стоял, поджидая его. Да, ген Z победил. Стройная, странно чужая. Зеленые глаза стали больше. В свои шестнадцать она выглядела куда многоопытней, чем казалась в этом же роковом возрасте ее сестра. В черных мехах, без шляпы.

- Моя радость, - сказала Люсетта - именно в этих словах; он ожидал большей сдержанности: как-никак он почти и не знал ее до этой минуты жаркий зародыш, не более.

Глаза плывут, коралловые ноздри расширены, вишневый рот угрожающе приоткрыт, предупредительно скошенный оскал его (таким ручные зверьки извещают, что сейчас понарошку укусят) приоткрывает язык и зубы, она приближается в чаду подступающего блаженства, расцветающей неги - зари, кто знает (она знает), новой жизни для них обоих.

- В скулу, - предупредил девушку Ван.

- Ты предпочитаешь сикелетики, - пролепетала она, когда Ван легкими губами (ставшими вдруг суше обычного) прикоснулся к горячей, крепкой pommette своей единоутробной сестры. Против собственной воли он вдохнул аромат ее "Degrasse", тонких, но откровенно "пафосских" духов, и сквозь них - пробивающийся исподволь жар ее "малютки Larousse", как он и та, другая, называли это местечко, отправляя ее на отсидку в полную ванну. Да, очень взволнованная и пахучая. Бабье лето, для мехов жарковато. Великолепно выхоленная рыжая (rousse) девушка, похожая на крест (cross). Четыре горящих краешка. Потому что никто не в силах, гладя (как он сейчас) медную маковку, не воображать лисенка внизу и жаркие двойные уголья.

- Так вот где он живет, - говорила она, оглядываясь, поворачиваясь, пока Ван в удивлении и печали снимал с нее мягкую, просторную, темную шубку, думая вскользь (он любил меха): котик (sea bear)? Нет, выхухоль (desman). Услужливый Ван любовался Люсеттиной элегантной худобой, серым, сшитым по мерке костюмом, дымчатой фишю, а когда последнюю смело, долготой белой шеи. Сними жакет, сказал он или подумал, что сказал (стоя с разведенными руками в черном, словно копоть - следствие самовозгорания костюме, посреди холодной гостиной, в холодном доме, получившем от какого-то англофила имя "Вольтиманд-Холл университета Кингстон", - осенний семестр 1892 года, около четырех пополудни).

- Я, пожалуй, сниму жакет, - сказала она с обычной жеманной ужимкой женственного оживления, сопровождающего подобные "мысли". - У тебя тут центральное отопление, а в нашем девишнике одни только крошечные каминчики.

Она сбросила жакет, оставшись в сборчатой белой блузке без рукавов. Она заломила руки, зарываясь пальцами в яркие кудри, и он увидел ожиданные яркие впадинки.