Читать «Авантюры Прантиша Вырвича, школяра и шпика» онлайн - страница 41

Людмила Ивановна Рублевская

Прантиш склонился в низком поклоне, проговорил положенные цере­монные слова приветствия, чувствуя, как внутри что-то перегорает, будто некачественный фитиль. Мечты Вырвича о свидании со своей дамой на более равных правах оседали, как плохо взбитые сливки. Он сидел в аудито­риях, горбатился над учебниками — и ничего за эти три года не добился. Он достоин только презрения! Проклятый Лёдник! Это бывший слуга увел юношу со славного пути, Вырвич мог сейчас быть в военном мундире хорун­жего или поручика. Да святой Франтасий знает, кем мог быть! А он — всего только недоученный студиозус.

Полонея Богинская склонила голову в знак приветствия — хорошо если на вершок. Хотя с таким украшением на голове особенно не покиваешь. Запах eau de lavande, модной лавандовой воды, в которой паненка, очевидно едва не купалась, сделался еще сильнее, даже голова кружилась.

— Добрый вечер, пан Вырвич. Рада видеть вас в добром здравии. Наде­юсь, вы сможете ответить на некоторые вопросы, что у меня имеются.

Речь у панны Богинской была вежливой и надменной, как холодное зерка­ло, и почему-то каждое слово звучало как приказ, которого нельзя ослушаться. Но Вырвич вдруг почувствовал не покорность, а отчаянное веселье, кое в тяже­лые моменты всегда приходило ему на помощь и было причиной всегдашних проказ. Лёдник ворчал, что это следствие перевеса в организме огненной и водяной стихий одновременно: у молокососа временами пар из ушей.

Конечно, паненка, что сидела перед Прантишем на особой скамье, обтя­нутой сафьяном, была упакована, как золотая луковица, но ведь под всеми этими оболочками из пудры, кружев да бархата у нее находилось то же самое, что и у Агнешки Пузыни с улицы Шкельной. Вырвич ловко подскочил, поце­ловал паненке ручку — от такой смелости в ее голубых глазах даже появилась растерянность, стал рядом, куртуазно склонившись:

— Ваша мость не должна сомневаться, что мое сердце давно принадле­жит ей, и на любой вопрос из этих волшебных уст я постараюсь сейчас же найти ответ.

Дело было не в словах, а в том, что Прантиш говорил, будто ворковал, с той долей загадочности и нежности, которая заставляла виленских меща­ночек краснеть и отдавать русому студиозусу свои сердца. Полонея отвела глаза — Вырвич понял, что ей не нравится эдакое вольное обхождение, но ничего, потерпит — сама пригласила, сама напустила на себя важность.

— Я хочу спросить пана об одной вещи. О подарке его мости князя Михала Казимира Рыбоньки доктору.

Прантиша как холодной водой окатило, и будто колокольчик зазвенел где-то в голове, предупреждая об опасности.

— О каком именно подарке хочет спросить ясная панна? — не меняя кур­туазного тона, уточнил студиозус. — Его мость великий гетман был милостив к нам и одаривал щедро.