Читать «Авантюры Прантиша Вырвича, школяра и шпика» онлайн - страница 31

Людмила Ивановна Рублевская

— У него аллергия. Это. врожденное. Некоторых веществ его орга­низм не переносит. Лекарства оставлю и сделаю еще. Отвары — пить, мази — смазывать высыпания, если появятся. Но главное — дам список, от чего ему может стать плохо. Избегать определенной пищи, запахов. Он это перерастет. Лет в одиннадцать, думаю.

Прантиш вспомнил, что у Лёдника в детстве тоже была такая болезнь, — отец-кожевник не мог приспособить его к наследственному ремеслу, так как сын от запаха сырых кож покрывался болячками и терял сознание.

— Я могу еще его увидеть? — прошептал Лёдник. Пани склонила голову, светлые прядки, выбившиеся из прически, колыхнулись.

— Не знаю. Разве что мужу будет не до нас. Ты слышал, в Вильну даже Богинские приехали, хотят место воеводы для пана Михала. Тот оставил российскую императрицу ради такого случая. Пока неизвестно, чью сторону примет муж, — Богинские сейчас шляхту перекупают. Но ясно, что ожидает­ся возня.

— Пришлете за мной, как только получится. Или ко мне мальчика при­везите. За ним нужно наблюдать. И для вас я тоже лекарств передам. Мне кажется, вы совсем запустили свою болезнь. Помните мои рекомендации?

Лёдник что-то объяснял насчет снадобий, диеты и прогулок, а у Вырвича от известия, что Богинские здесь, даже дыхание сперло. А вдруг и панна Полонея приехала? Там, в Варшаве, она еще больше ввязалась в политику, каких только интриг не приписывали юной красавице. Прантишу, понятно, иные слухи рвали сердце. Но вот он, шанс, — если паненка здесь, не пона­добится ли ей, как когда-то, отважный и ловкий рыцарь, способный выпол­нить любое, самое сложное поручение?

На прощание пани Агалинская спросила:

— Твоя жена красивая, Бутрим?

— Красивая, — ответил бывший слуга.

— Ты ее любишь?

— Очень.

Пани промолчала.

— Дай Бог вам счастья.

— И вам также, моя пани. И вам также.

Базыль проводил гостей до кареты, подсвечивая фонарем. Когда под коле­сами снова оказалась мостовая Старого Города, Прантиш въедливо-утверди­тельно спросил:

— Пани Саломее ничего не говорить?

Профессор вскинул голову:

— Почему же не говорить? Я сам ей скажу. Думаю, она все поймет.

— А кое-кто собирался меня в карцер сажать за невинные ухаживания за простой девицей. — не преминул упрекнуть студиозус, все еще кипев­ший от возмущения. Известно, прелюбодеянием грешили многие, при вар­шавском дворе так вообще считалось неприличным не иметь официальных любовников. Во время балов на площади перед дворцом стояли кареты, в которых можно было уединиться со своими амаратами от любопытных. В весях под Несвижем во многих семьях воспитывались им потомки кня­зей Радзивиллов, иногда выплачивались небольшие пенсии. Но доктор, который исповедовал самоограничение, дисциплину и презирал разврат­ных богачей, не имел в глазах студиозуса права на грехи! К тому же, одно дело — куртуазные интриги между аристократами или когда благородный пан обращает внимание на хорошенькую крестьяночку и пользуется пра­вом первой ночи. И иное — когда слуга, холоп — в постели своей замуж­ней хозяйки! Разбавляет мужицкой кровью кровь рыцарского рода! Пусть Лёднику присвоили шляхетское звание, по рождению же он — никто, обычный мещанин. Не так плохо доктору у Агалинских жилось, одна­ко. Поимел своего счастья. Отвращение отразилось на лице Прантиша. Лёдник помрачнел.