Читать «А. Н. Островский. Полное собрание сочинений в двенадцати томах. Том 3» онлайн - страница 28

А. Н. Островский

Мамаева (с испугом). Какую? Вы ошибаетесь. Крутицкий (декламирует).

О матерь, слезный ток, коль можно, осуши!

А ты, сестра, умерь уныние души!

Мамаева. На ком же, на ком?

Крутицкий. Да, боже мой! На Турусиной. Будто не знаете? Двести тысяч приданого.

Мамаева (встает). Не может быть, не может быть, я говорю вам.

Крутицкий (декламирует).

При вести таковой задумчив пребываешь; Вздыханья тяжкие в груди своей скрываешь, И горесть мрачная в чертах твоих видна!

Мамаев а. Ах, вы надоели мне с вашими стихами. Крутицкий. Но он, кажется, парень с сердцем. Вы, говорит, ваше превосходительство, не подумайте, что я из-за денег. Звал меня в посаженые отцы: сделайте, говорит, честь. Ну, что ж не сделать! Я, говорит, не из приданого; мне, говорит, девушка нравится. Ангел, ангел, говорит, и так с чувством говорит. Ну, что ж, прекрасно. Дай ему бог; нет, а вы возьмите, вот в Донском. (Декламирует,)

Когда Россиянин решится слово дать, То без стыда ему не может изменять.

Мамаева. Ой!

Крутицкий. Что с вами?

Мамаева. Мигрень. Ах, я больна совсем.

Крутицкий. Ну, ничего. Пройдет. (Декламирует,)

Ты знаешь, что союз сей верен до того...

Мамаева. Ах, подите вы! Скажите вашей жене, что я хотела ее подождать, да не могу, очень дурно себя чувствую. Ах! Прощайте!

Крутицкий. Да ничего. Что вы? У вас вид такой здоровый. (Декламирует,)

Чтоб при сопернице в измене обличить И ревностью его веселье отравить...

Мамаева. Прощайте, прощайте! (Быстро уходит.) Крутицкий. Что ее кольнуло? Поди вот с бабами!

Хуже, чем дивизией командовать. (Берет тетрадь.) Заняться на досуге. Никого не принимать! (Уходит в кабинет.)

СЦЕНА II

ЛИЦА:

ГЛУМОВ.

ГЛУМОВА.

МАМАЕВА.

ГОЛУТВИН.

Комната первого действия.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Глумов выходит из боковой двери с дневником, потом Глумова.

Глумов. Насилу кончил. Интересный разговор с Крутицким записан весь. Любопытный памятник для потомства! Чего стоило весь этот вздор запомнить!

Я, кажется, в разговоре с ним пересолил немного. Еще молод, увлекаюсь, увлекаюсь. Ну, да это не мешает, кашу маслом не испортишь. Вот дядюшка у меня прелесть! Сам научил за женой ухаживать. И тут я увлекся. Это дело уж не шуточное! Тут надо держать ухо востро. Как мы от нее ни скрываем наше сватовство, а все же узнает; пожалуй, и помешает, хоть не из любви, так из ревности; женщины завистливы, любить-то не всякая умеет, а ревновать-то всякая мастерица.

Входит Глумова.

Маменька, вы к Турусиной?

Глумова. К Турусиной.

Глумов (глядя на часы и строго). Вы немного поздно, маменька! Туда надо с утра идти. И каждый день, каждый день. Так и живите там.

Глумова. Можно и надоесть.

Глумов. Ну, да уж что делать. Сойдитесь с прислугой, с гадальщицами, с странницами, с приживалками; не жалейте для них никаких подарков. Зайдите теперь в город, купите две табакерки серебряных, небольших! Все эти приживалки табак нюхают зло и очень любят подарки.

Глумова. Хорошо, хорошо!

Глумов. Главное, блюдите все входы и выходы, чтоб ничто сомнительное ни под каким видом не могло проникнуть в дом. Для этого ублажайте прислугу, у прислуги чутье хорошее. Ну, прощайте! Торопите, чтоб поскорее парадный сговор.