Читать «А. Благов. Стихи» онлайн - страница 2

Александр Благов

Вот так я с ним и познакомился, и, наверное, внимательность отзывчивость, свойственная рабочему человеку, знающему цену жизни, сквозившая в его словах и облике, начисто сняли неловкость и стеснительность.

Вскоре я достал только что вышедший в московском издательстве «Федерация» большой сборник стихотворений Александра Николаевича. Назывался он «Ступени», и редактором его был Эдуард Багрицкий, поэму которого «Дума про Опанаса» я знал наизусть. Этот сборник стал моим другом, потому что духовный мир его стихов был миром окружавших меня людей, и строчки из поэмы «Десять писем» :

Хочу я просто как рабочий

С рабочим другом говорить…

воспринимались мною, моей душой не как желание автора, а как уже существующая доверительность живого, отзывчивого, обаятельного человека, сумевшего сочувствием и судьбой своей, своим терпеливым мужеством не то чтобы покорить мою душу, а придать ей опыт своей уверенности в жизни.

Александр Николаевич Благов был моим земляком по существу своего характера, по сути своей судьбы. Он родился в 1883 году в селе Сорохте самого бедного во всей Костромской губернии Нерехтского уезда в семье безземельного крестьянина. Он учился в Писцовском двухклассном училище, потом батрачил у кулака, потом, как и большинство людей нашего текстильного края, пошел на фабрику. Он был ткачом, отбельщиком, машинистом, он знал не понаслышке, а по собственному опыту, что такое двенадцатичасовой рабочий день и что значит волчий билет безработного, уволенного с фабрики за распространение газеты «Правда». Так он проходил первые уроки марксизма, разбирался в том, « в каком идти, в каком сражаться стане». Он был рабочим, пролетарием.

Он знал и любил поэзию по святой необходимости своего таланта. Когда я с ним познакомился, он был уже признанным певцом поднятого и обновленного революцией текстильного края. Он сам был и свидетелем и участником этого преображения. Мне - полсотни.

Что ж? Полсотни

Еще годы не такие,

Чтобы только из каморки

Наблюдать за ходом жизни.

И он не был только наблюдателем. Он был строителем жизни всегда и во всем. А в Иванове тогда было много писателей. Был еще жив старый гравер, первый председатель первого в России Совета рабочих депутатов Авенир Евстигнеевич Ноздрин, книгу стихотворений которого «Старый парус» я тоже отыскал. На литературные вечера, куда мы пробирались послушать Виктора Полторацкого, приходил стеснительный, сутулый человек, глухо покашливающий в кулак, глядящий на собеседника из - под нависших бровей детским печальным взглядом. Он читал стихи тихо, почти шепотом, и они были нежные и трогательные, как он сам. Звали его Дмитрий Николаевич Семеновский. Я встретился и с Михаилом Дмитриевичем Шошиным и Дмитрием Георгиевичем Прокофьевым. Все они были прекрасные люди, внимательные и строгие к нашим опытам, но Александр Николаевич был для нас самым близким. Наверное, его человеческая доверительность и громадный жизненный опыт, знание людей и жизни делали его таким доступным, а доступность сама по себе вызывала ответную волну высокого уважения.