Читать ««Штрафники, в огонь!» Штурмовая рота (сборник)» онлайн - страница 281

Владимир Николаевич Першанин

– Месяц за бабу, что не сумел по-тихому уговорить, а месяц за то, что трибуналу врешь.

Шлемас был хорошим веселым парнем. Хочется верить, что он дожил до конца войны.

Несколько слов о других штрафниках. Пекаря, несмотря на отсутствие ранения, я представил к реабилитации. Воевал он нормально. Одного таджика тоже представили к освобождению. Второй (который не говорил по-русски) отсиживался, как и Щербатый, весь бой в какой-то норе, что приравнивалось к дезертирству.

Его вместе со Щербатым забрали особисты, погрузили в машину. Я знал, что их расстреляют, но Омар (или Умар) этого не знал и лез в кузов вслед за земляком. Бойцы его отогнали.

– Вместе ехать хочу! Другая часть, да? – кричал он.

– Не лезь, дурак, – посмеивались выпившие штрафники. – Он на конечную станцию едет. А ты хлебни сто граммов за упокой души земляка.

Не забуду просящие, как у собаки, глаза Щербатого. Помочь я ему бы ничем не смог. Более того, я был обязан расстрелять его еще в бою, но потерял из виду. Мне это выговорили два лейтенанта-особиста.

В этом бою мы не понесли таких больших потерь, как в предыдущих. Но погиб мой друг Петя Фалин. Был тяжело ранен осколком в грудь майор Тимарь Николай Егорович. Погибли немало бойцов, хотя эти потери было не сравнить с предыдущими.

Но так как свою задачу мы выполнили, а части 40-й армии и всего фронта достигли значительных успехов, наградили нас, как никогда, щедро. Получил свой первый орден и я. Мы обмывали его вместе с Василем Левченко, Федором Бульбой, Матвеем Осиным и остальными ребятами, кто еще оставался в роте.

А моя дальнейшая история сложилась так. В конце сентября я был тяжело ранен под городком Карей, возле границы с Венгрией. Пуля перебила кость на ноге, немного выше щиколотки. Паршивая рана. Как будто на войне бывают хорошие раны! Я пролежал в госпитале три с лишним месяца. Василь Левченко погиб, так и не узнав о судьбе своей семьи. Матвей Осин тоже получил ранение, лежал со мной в одном госпитале и выписался раньше.

– В штрафную я не вернусь, – заявил он. – Наигрался со смертью!

Осину незадолго до этого присвоили младшего лейтенанта. Мы простились со старым другом, и он ушел. Меня выписали в январе сорок пятого. Где служить? Никто об этом не спрашивал. Направили в штаб одного из полков, а затем командиром роты. В конце войны получил капитана и второй орден Красной Звезды.

Осенью сорок пятого года был демобилизован как ограниченно годный к военной службе. В своем селе пробыл недолго, поехал в Куйбышев, где окончил авиационный институт, и работал в разных концах страны авиаинженером, штурманом-испытателем. Женат, имею сына (второй погиб в Афганистане), двоих внуков.

Мой бывший командир роты Тимарь Николай Егорович из армии тоже уволился, пошел по административной линии и стал большим человеком. Я случайно наткнулся на его портрет в газете и написал письмо. Получил радостный (с матюками) ответ. Все собирались увидеться, но как-то не получилось. Потом я узнал, что в конце восьмидесятых Николай Егорович умер (не иначе, помогла старая тяжелая рана).