Читать ««Черная метка» для гуру» онлайн - страница 100

– А не знаете, Раиса Самойловна сейчас дома?

– Вам лучше ее на улице подождать. Она пошла в аптеку за лекарством, обещала и Димочке пустышек купить. Зубки режутся, соски хватает на день-два, не больше, – молодая мать испытывала дефицит общения и потому тарахтела, не умолкая.

Она бы с радостью с нами поболтала еще, пока не придет Раиса Самойловна, но малец вновь заорал. Пришлось экстренно спускать со ступенек коляску.

– Сейчас-сейчас, маленький. Димочка хочет баиньки. Сейчас Димочка будет спаточки. Женщины, вы мне не поможете? – попросила она.

Мы помогли снести коляску с крыльца на дорожку. Молодая мамаша благодарно нам кивнула и затрясла коляску по тротуару.

Проводив Димочку с мамой, мы сели на лавочку перед подъездом. Через десять минут с улицы во двор вошла женщина. По виду ей было лет около шестидесяти, возможно, чуть больше или меньше. Одета она была в строгий темно-серый шерстяной костюм, лацкан которого украшала массивная брошь. Волосы с благородной проседью были собраны в хвост и перевязаны черной креповой лентой. Женщина носила траур.

Я легонько толкнула Алину в бок и тихо прошептала:

– Наверное, это и есть мать Богуна.

Раиса Самойловна шла тяжело, то и дело останавливалась, чтобы восстановить сбившееся дыхание. Поравнявшись с лавочкой, она поставила на нее сумку и присела рядом с нами. Потом глазами поискала мамашу с младенцем и, когда та ее заметила, помахала рукой.

– Вы Раиса Самойловна Богун? – спросила я, на сто процентов уверенная в том, что перед нами именно она и никто другой.

– Да, – Раиса Самойловна отпрянула назад, чтобы со своей старческой дальнозоркостью обозреть меня и Алину. Это ей не удалось, она полезла в сумку за очками и, водрузив их на нос, спросила: – Мы разве знакомы?

Я покачала головой:

– Нет, вы нас не знаете.

– Тогда позвольте узнать, чем могу быть вам полезна?

– Мы пришли с вами поговорить о вашем сыне, Всеволоде. Для нас очень важен этот разговор.

Лицо Раисы Самойловны исказилось от боли. После смерти сына прошло совсем мало времени, и женщина утопала в своем горе.

– О Севе? – дрожащими губами она произнесла имя сына.

– Да, мы хотим знать как можно больше о нем и о его последних днях, – призналась Алина.

– А кто вы? Может быть, представитесь?

На этот раз Алина изменила своей привычке приписывать себе чужие должности, сказала как есть, обьяснила, где и как познакомилась с Всеволодом.

– Я знала Севу несколько месяцев. Он представлялся мне очень вдумчивым, рассудительным человеком. У меня в голове не укладывается, как он мог наложить на себя руки. А в свете последних событий – вам ведь сказали, что погиб наш учитель и еще один член группы? – я вообще не верю, что это было самоубийство. А поскольку я тоже активно занималась йогой, то хочу во всем разобраться. Получается, что над всеми, кто занимался в этой группе, нависла смертельная опасность. Раиса Самойловна, прошу вас, помогите нам.

– Чем же я могу вам помочь? Боюсь, я вас разочарую, но Сева уже предпринимал попытку суицида задолго до того, как начал заниматься йогой. У него была тонкая ранимая душа, он все близко принимал к сердцу. Наверное, мы, родители, что-то упустили в его воспитании. Хотели уберечь от грязи, а вышло так, что оградили его от жизни. Нельзя этого было делать. Жизнь надо воспринимать со всеми плюсами и минусами. Хотели как лучше… – Раиса Самойловна тяжело вздохнула и начала рассказывать: – Севу я родила в сорок лет. Как-то до сорока у меня жизнь не складывалась. Первый муж пил. Развелась и долгое время жила одна. Когда я познакомилась с Аркадием Семеновичем, ему было под пятьдесят. Как раз на юбилей я и родила ему сына. Так что Сева – поздний ребенок, очень поздний. В детстве он был слабеньким и болезненным – врожденный порок сердца, аллергия почти на все продукты, рахит. Зимой из квартиры мы практически не выходили, постоянно какая-то зараза цеплялась. Переболели всеми инфекционными болезнями: корью, свинкой, коклюшем. Зато читать он начал в четыре года. Папа наш – профессор – заведовал в университете кафедрой философии. Библиотека огромная. Сева вырос среди книг. В шесть лет он осилил программу третьего класса. В семь лет мы отдали его сразу в четвертый класс. Лучше бы этого не делали. Это только взрослых умиляют вундеркинды, а у детей свой мир, жестокий, в котором все решает сила, а не ум. Был бы Сева хитрее, наверное, он бы смог прижиться в классе. И даже стать вожаком. Но он был прямолинейным, без лукавства. Не хотел и не мог подлизываться. Если у него просили списать домашнее задание, он отвечал прямо: «Будет лучше, если ты решишь задачу сам. В твоих интересах развивать мозги». Так и говорил. За это его не любили, потешались и даже били. Сева часто приходил домой с синяками. Дать сдачу великовозрастным лбам, как вы понимаете, он не мог. Пожаловаться – гордость не позволяла. Неудивительно, что в школу он ходить не любил. На улице с дворовыми мальчишками ему было неинтересно. Оставалось одно – книги. В четырнадцать лет Сева с золотой медалью окончил школу. Перед ним не стоял вопрос: куда идти дальше? Пошел по стопам отца – поступил в университет, на факультет философии. Поступил сам, без чьей либо помощи. Аркадий Семенович в то время уже не заведовал кафедрой, был на пенсии, часто болел. Экзаменаторы даже не догадывались, что перед ними профессорский сын. Дело в том, что у меня и мужа разные фамилии. Сева был записан на мою фамилию – Богун. Всеволод Богун. Конечно, Сева мог взять фамилию отца, Ромашов, но не захотел, боялся, что преподаватели из уважения к отцу будут делать ему поблажки. Глупый наивный мальчик, – Раиса Самойловна смахнула со щеки слезу. – Студенческие годы также не принесли ему радости. Вы помните себя в студенческие годы? – Мы с Алиной кивнули. – Это круговорот вечеринок, посиделки в общежитии, КВН, череда влюбленностей, побег с лекций. Время, о котором мы потом вспоминаем всю жизнь.