Читать ««Сатурн» под прицелом Смерша» онлайн - страница 147

Анатолий Степанович Терещенко

— Говорят, мы ленивые. Вранье! Кто построил СССР и сделал его сверхдержавой? Люди-труженики! Ведь были свои замечательные самолеты, летающие в большинство стран мира. Мы первыми прорвались в космос. Мы утвердились в наличии мощного ядерного щита и меча. Мы до сих пор крупные специалисты в сооружении атомных энергоблоков. Мы гордились лучшими образованием и медицинским обслуживанием — бесплатными… Где все это? Раз-ва-ле-но, — грохотал Николай Кондратенко. — Россия за последние 2 века состарилась, но поумнела. Недаром же в нашей стране могли родиться такие гении как баснописец Крылов и сатирик Салтыков-Щедрин, перед которыми Лафонтен и Пруст, а тем более Франс, как щенки в сравнении с догами.

Козлов заметил, что он недавно прочел книгу рассказов и повестей «На узкой лестнице» лучшего, по его мнению, прозаика современности Евгения Чернова — второго Антона Павловича Чехова. Так вот, в рассказе «Старик и таксист» его персонаж Иван Иванович «шишкам завидовал, но не потому, что у них персональные машины, как раньше у купцов кареты были с ямщиками своими, — шишкам легче прокормиться. Они живут и не думают о завтрашнем дне, все достают, все как-то образовывают; и пенсия у них будет самая что ни есть: с бесплатным проездом по железной дороге раз в году. Езжай хоть на Курилы, туда и обратно, и все бесплатно. Как вот этот друг, — покосился Иван Иванович на старика, — на хороший кусок берет такси, и хоть бы что… Просто так, туда и обратно, без всякой нужды… А на эти деньги можно на всю зиму картошки запасти, можно обновить прихожую. А он на ветер червонцы. Нет, что ни говори, заелись люди, выламываются…»

А потом Козлов продолжил:

— Таких заевшихся, жадных противников элементарного меценатства расплодилось у нас как воронья.

В годы «оттепели», «застоя», «перестройки» и «реформ без реформ» в России происходили негативные процессы разрушения государственности, разворовывания и уничтожения колхозно-общинного и промышленного производства, приведшие к окаянным 1990-м.

* * *

Касались они в разговорах и военных тем периода начала войны, деятельности Козлова в разведке и послевоенных обид и мытарств последнего.

— У нас, фронтовиков, а тем более разведчиков, — не раз говорил Александр Иванович, — вся жизнь — в прошлом. А вспомнить нечего, одна пыль да стрельба в голове и позорное отступление в первые месяцы быстрого наступления гитлеровцев. А после войны безнадега и опять новые мучения. Вот и вся жизненная альфа и омега.

Нет, Козлов не обижался на Советскую власть — он люто презирал равнодушие, чванство и обогащение за счет обворовывание других, в какие бы они одежды не рядились.

— Вы, Николай Игнатович, войну застали младенцем, а потом изучали ее по учебникам истории и читая художественные произведении. Фильмы советские помогали вам найти и поймать истину. После девяностых вмешался Джорс Сорос и попытался через либералов доморощенных постепенно влиять на наше просвещение и в целом миропонимание… Стали переписывать прошлое с уничижительным уклоном. Знаете, Эренбург после войны, говорят, показывал письма и открытки немецких солдат. Обращения их к русским при занятии какой-то территории представляет дикое зрелище. Немцы ненавидели нас за то, что у нас для них не созданы европейские условия — «здесь нет гостиниц, удобств и повсеместно асфальтовых или мощеных дорог», — констатировал Козлов.