Читать ««Пока что»» онлайн - страница 9

Глеб Иванович Успенский

– Правда, правда!

– Ты-то что скучаешь? Тебе-то что? У тебя все-таки, если ты мужик, у тебя есть лоскут… картошка… А ты посмотри на нашего брата.

Эти слова произнес, подходя к человечку по хлебной части, повидимому отставной полицейский чиновник: желтый кант его фуражки и пальто обличали его служебную специальность, а крайняя поношенность полицейской одежды, отсутствие кое-где пуговиц и вообще унылый и изнуренный вид – говорили о его бедности и, стало быть, об отставке.

– Я семнадцать лет тер лямку становым приставом – н вон видишь, – сын мой стоит?.. Я его везу обратно, назад, – его отказались принять в гимназию, – он не обеспечен, для него не может быть никакой карьеры, кроме как в сапожники… Это мне доказали как дважды два… Он отпет навсегда!.. Понимаешь ли? А он у меня одна надежда, – он последний, единственный мальчик… У меня, кроме его, четыре взрослых дочери… а сам я болен, потерял место, – и вот порадуйся!..

– Да чего!.. – сказал человечек, махнув рукой, – говорить не остается.

– Я, – продолжал становой, – и место-то и здоровье-то потерял на службе… Ведь наше дело каторжное! Ведь нашему брату прямо на рожон лезть надо… Не отдает мужик денег – надо вырвать их вот этими руками, прямо из горла выдрать… Ведь имущество описываешь иной раз – сердце разрывается, – а нельзя! Дерешь с него без снисхождения. Надо пить-есть. Семейство! В нашем уезде одних сопротивлений властям – счету нет; откровенно сказать, еще во множестве мест не вручены крестьянам даже владенные записи… Надо бы подождать, поразобрать как должно, да тогда уже и взыскивать… Но это дело не наше. Пришлют бумагу, надобно исполнять – и лезешь, лезешь прямо на вилы… Сколько раз жизнь на волоске висела… Однажды бабы меня спасли от явной смерти: «Вались в телегу, мы на тебя сядем и вывезем». И навалилось на меня шесть баб! Уселись, песни заиграли, как ни в чем не бывало, вывезли меня за пять верст в лес, – а я уже без чувств! Едва не задохнулся, и все внутренности повреждены от тяжести… Легко ли – шесть тетех! Да и за то спасибо – хоть жив-то остался! Жив-то остался, – а с тех пор и чахну и таю… Неисправности пошли, потом – подвели, а потом, как водится, и упекли… Стал не нужен. Полтора года ищу места – все занято… Всю жизнь бился, совесть свою уничтожал, думал, что по крайней мере семью обеспечу, что дети не будут так себя тиранить, как тиранил отец… Да, наконец, просто думалось, хоть кусок хлеба будет… А вместо того – извольте получить камень, а сыну вашему – нет ходу! вороти назад, в сапожники!.. И это меня, родного отца, при моем же ребенке убеждают ласковыми словами, что он уже пропащий, что ему не видать света, как своих ушей, что ему надо спешить – спешить в сапожники-то попасть, а то и этого не будет! Право, яду бы давали без разговору!.. Ласковыми словами, с экивоками, с рукопожатиями, с соболезнованиями, с вежливостью (прошу садиться! на этот, на мягкий стул… папиросу?) приговаривают малого ребенка к гробу, доказывают ему, что по расписанию для него всего приличнее и выгоднее заблаговременно лечь в могилу! Где же у них бог-то!