Читать ««Не убивайте чудо!» и другие рассказы» онлайн - страница 26

Елена Александровна Кучеренко

А Петька от страха не мог даже уйти. Он забился в угол и, как загипнотизированный, смотрел на мамкину мотающуюся голову. И описался.

Папка тоже смеялся тогда над ним. Каким-то сумасшедшим пьяным смехом. И орал: «Ты не мужик, ты – сыкун!»

Потом отец по пьяни убил кого-то на улице, его посадили. В колонии он и сгинул.

Чуть повзрослев, Петя узнает, что замуж за папку его мать вышла, пытаясь сбежать от точно такого же своего отца – буйного алкоголика, который так же бил смертным боем его тихую, безответную бабушку Веру. От такой жизни умерла она совсем не старой, в пятьдесят восемь лет. И на похоронах люди даже не понимали, хорошо это или плохо. Лишь тихо повторяли: «Отмучилась, сердешная».

Бил он и Ольку. И пошла она за первого встречного, лишь бы кончился весь этот кошмар. Сбежать не получилось. Муж оказался таким же…

Но помер в колонии отец. И остались они с мамой Олей одни. Оба тихие, забитые. Поломанные какие-то. И не грустили из-за этого, и не радовались. Ковыляли дальше по жизни.

Жили бедно. Ольга получала пенсию по инвалидности (отбил ей муж почки) и работала у них в подъезде консьержкой и уборщицей. Иногда, за какие-то копейки, жильцы просили ее прибраться у них дома. Она делала все старательно и молча. Люди ее не обижали, но считали странной и относились свысока. Может, специально, а может, и нет.

Она и дома много молчала, но Петьку любила очень. Обнимет, бывало, и плачет… И шепчет: «Что ж за судьба у нас такая, сынок… Хорошо хоть ты на отца с дедом не похож… Тихий».

А Петька слушал и думал, хорошо это, что он тихий, или нет.

Ни в классе, ни во дворе его не любили. Таких вообще не любят. Неудачников, которых побила жизнь. Как будто считают, что, раз не добила, обязательно нужно добить.

Как-то в школе затащили его мальчишки в туалет и давай дразнить: «Сопля! Сопля! А твой отец – убийца! А мамка – уборщица!» А один добавил: «Она и у нас дома толчок моет!»

Петька хотел убежать, а они начали толкать его и смеяться: «Трус! Ну, ударь, ударь!» А Петька не мог. Он боялся драться – все вспоминал то мамкино окровавленное лицо и звериный оскал отца. И ему, как и тогда, хотелось забиться в какой-нибудь угол.

Мальчишки сорвали с него очки, а Игорек, тот, который хвастался про толчок, швырнул их в унитаз. Петька испуганно щурился, а потом заплакал. И потекла та сопля… Его били. Били и хохотали. Потому что тихий. А они – сильные. И пригрозили напоследок: «Скажешь кому – еще больше получишь».

Он не сказал. Когда все ушли, залез рукой в унитаз и достал свои очки на резиночке. А когда вернулся в класс, на доске было написано: «Сопля – трус!»

* * *

Спокойней всего ему было в больнице. Петька часто болел бронхитами, воспалением легких. Мог лежать там неделями. Врачи были хорошие, добрые. Над ним не смеялись. А молоденькая улыбчивая медсестра Ириша даже угощала конфетами.

Мамка приходила, жалела. Ей иногда даже разрешали оставаться на ночь – за это она мыла в больнице коридоры. Спали они тогда в обнимку на одной кровати. И Петька все просил: «Мам, давай уедем!» Но ехать им было некуда.