Читать ««Жаль, что Вы далеко»: Письма Г.В. Адамовича И.В. Чиннову (1952-1972)» онлайн - страница 30

Советские поэты. Я их видел в частном доме. Долго разговаривал с Твардовским, умным, но каким-то плоским. Очаровал меня Кирсанов, да и стихи его, из всех приезжавших, самые лучшие.

Ну вот, дорогой Игорь Владимирович, это все пустяки, а как «за жизнь»? Мне написал Иваск, что у него умерла мать, и письмо какое-то растерянное. Я за него встревожился. Когда я о нем думаю, то вспоминаю то, что Блок когда-то говорил Кузмину, на вечере, уже после революции: что-то в том смысле, что «мне страшно за вас в этом грубом и жестоком мире». Иваск действительно цветок, одуванчик, и за него может стать страшно. Это между нами, не для передачи.

До свидания, дорогой Игорь Владимирович. Скоро праздники, Новый год. От души желаю Вам успехов («творческих»), благополучия и чтобы и Вам в нашем мире не было очень страшно.

Ваш Г. Адамович

Не помню точно, как Вы пишете свою фамилию. Простите, если ошибся.

38

Paris 8

7, rue Fred<eric> Bastiat

6 янв<аря>1966

Дорогой Игорь Владимирович

Получил сегодня Ваше коротенькое послание.

По-моему, «Мелодия» — хорошо, очень Вашим стихам соответствует. Во множественном числе, т. е. «Мелодии», было бы невозможно, и надеюсь, никто не спутает единств<енного> числа с множественным. Впрочем, все бывает: Верлен когда-то прочел название Бодлера «Fleurs du mal» как «Fleurs du mai» и был уверен, что это майские цветочки!

Послезавтра я еду в Ниццу до 20 февраля приблизительно (4, avenue Emilia, с/о Heyligers). Но мой парижский адрес всегда годится.

Ваш Г. Адамович

39

Paris 8

7, rue Fred<eric> Bastiat

18/IV-1966

Воистину Воскресе!

Дорогой Игорь Владимирович

Спасибо за память и простите, что только отвечаю на Ваше пасхальное приветствие, а не удосужился написать первым. Кстати, я вовсе не противник «церковности», — как Вы пишете, — нет, чем дольше живу, тем больше нахожу в ней нужного и вечного сквозь все лицемерное или обветшалое. Эстетически это, во всяком случае, едва ли не лучшее, что люди создали. Но сейчас я не об эстетике говорю.

Продолжения моих «черновиков» в «Нов<ом> ж<урнале>» нет и даже в ближайшем № не будет. Надеюсь, что Вы о них справляетесь не из простой любезности. Мне трудно сейчас писать, — отчасти потому, что все кажется пустяками и вздором. С другой стороны, как-то неловко «вещать» о том, что — не пустяки. Вот я и в недоумении (помимо усталости). Очень бы мне хотелось написать кое-что на темы «божественные», т. е. христианские. Но не знаю, когда напишу и как об этом писать (две опасности: или бесстыдство, или патока, — и не знаю, какая хуже).

Жаль, что Вы далеко. Мне хотелось бы поговорить с Вами о Ваших стихах в «Н<овом> ж<урнале>». Я Вас слишком люблю, и как поэта, и как друга, чтобы просто написать Вам: «прелестно!» Нет, стихи эти меня озадачили. Вы на каком-то перепутье, и я не уверен, что это было необходимо и в вашей поэтической судьбе как бы заложено, обещано. Я не против «новаторства», но боюсь заразы новаторства, т. е. обновления во что бы то ни стало. Какой-то дурак Рив (кто это?) в том же «Н<овом> ж<урнале>», в рецензии на переводы Евтушенко, пишет, что «русская поэзия отстает от англо-американской» (это же писала другая дура, Берберова). Не отстает, а как бы не соприкасается. Наверно, казалось (могло казаться), что Пушкин «отстает» от Гюго, — но разве это было так? Слава Богу, что Пушкин «отстал» и нам воспретил, нас на 100–300 лет охранил от поэтической болтовни, которой несомненно стала поэзия западная, почти без исключений. Поэзия — менее всего мечта и бегство от жизни, скуки, прозы, т. е. не наркотик.