Читать ««Дело военных» 1937 года. За что расстреляли Тухачевского» онлайн - страница 90

После семидневной голодовки новый распорядок был отменен, а в Савватеевском лагере появилась братская могила с большим гранитным памятником-валуном, на котором были высечены фамилии погибших. Четыре из них я хорошо запомнил: доктор Попов, врач Котов, инженер Кочаровский, Горелик. В нашем лагере, увы, тоже появилась могила под глыбой: Юзик Сандомир, член союза социалистической молодежи, вскрыл себе вены в знак протеста против расстрела в Савватееве.

Жизнь наша шла обычным лагерным порядком: с утра завтрак, который готовили по очереди повара от каждой группы, потом учеба во фракционных кружках. Мы же занимались в общеобразовательном кружке – изучали литературу, математику, историю, политэкономию.

В конце января 1924 г. каким-то путем в лагере стало известно содержание нашей декларации, посланной в ЦК партии с изложением наших политических взглядов. Это вызвало взрыв негодования всех фракций, особенно правых эсеров, которые устами своего лидера Дмитрия Мерхелева заявили администрации лагеря, что мы не являемся политзаключенными, что мы случайно сгруппировавшийся конгломерат непризнанных мнений и поэтому они требуют, чтобы нас убрали из «их» лагеря политзаключенных.

Лагерное начальство сразу ухватилось за это требование, и нам было предложено перебраться в кремль с сохранением режима политзаключенных. Мы возражать не стали и таким образом оказались в основном лагере Кремлевский в отведенных нам двух комнатах, отдельно от уголовников и без угловых вышек и часовых с собаками. Нам разрешили двухчасовую прогулку под конвоем за пределами кремля, остальное время мы были предоставлены сами себе. И вдруг в середине марта нам объявили, что с 20 марта нас снимают с режима политзаключенных и переводят на общеуголовный с обязанностью выходить на работу вместе с уголовниками. Мы не согласились и объявили голодовку протеста, которая продолжалась семь дней. Администрация отказалась от своего требования, режим политзаключенных был для нас восстановлен, но ненадолго.

10 апреля нам вновь объявили, что мы обязаны выходить на работу с уголовниками и как уголовники. Мы поняли, что администрация решила сломить нас. Решив бороться до конца за права политзаключенных, мы написали энергичный протест против произвола администрации, копию направили в прокуратуру Республики и предупредили о возобновлении голодовки. Администрация отказала нам в праве считаться политзаключенными, и с 14 апреля мы объявили снова голодовку. Но проходила она уже в других условиях. Если раньше мы находились в своем помещении, то теперь нас поместили по одному в келье под особой охраной.