Читать ««Дело военных» 1937 года. За что расстреляли Тухачевского» онлайн - страница 6

В то же время Тухачевский заявил следующее: «Если бы немного поднажали и дополнительные средства дали, то я считаю, что нет никаких в этом затруднений, наше положение чрезвычайно сильно выиграет и мы польско-германский блок можем поразить».

Как вредительство со стороны Тухачевского и активно поддерживающих его Уборевича и Якира расценивалось их настойчивое отстаивание концепции ускоренного формирования танковых соединений за счет сокращения численности и расходов на кавалерию. С резким осуждением такой концепции выступил на суде С. М. Буденный. И другие члены присутствия задавали подсудимым вопросы, пытаясь изобличить их в предательстве интересов Красной Армии: и Блюхер, и Белов, в особенности Алкснис, добиваясь, например, от Корка ответа на вопрос по поводу передачи сведений представителям немецкого генерального штаба о войсках Московского военного округа. Корк отвечал, что неоднократно встречался с немцами на дипломатических приемах, вел разговоры, но сообщал сведения, которые можно было давать. Ульрих неизменно спрашивал: «Вы подтверждаете показания, которые давали на допросе в НКВД?» Когда Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич пытались что-то разъяснить, Ульрих обрывал: «Вы не читайте лекций, а давайте показания». Однако подсудимые продолжали утверждать, что они правы, что будущая война будет войной моторов…

Наконец, выяснился вопрос: был ли у подсудимых сговор по поводу отстранения К. Е. Ворошилова от руководства Красной Армией? Тухачевский, Уборевич, Корк, Путна признали, что разговоры об отстранении Ворошилова между ними велись. Уборевич уточнил: когда решили поставить в правительстве вопрос о Ворошилове, то «нападать на Ворошилова по существу уговорились с Гамарником, который сказал, что крепко выступит против Ворошилова».

Почему хотели выступить против Ворошилова? Какие ошибки и упущения могли быть поставлены в вину наркому? На суде этого не выясняли. Намерение же подсудимых обратиться в правительство расценили как вынашивание террористических намерений в отношении товарища Ворошилова.

Теперь о «последнем слове» подсудимых. Все они, за исключением Примакова, заявили о своей преданности делу революции, Красной Армии, лично товарищу Сталину. Просили о снисхождении… Раскаивались, если в чем-то и были виноваты.

«Последнее слово» Примакова оказалось, по сути, обвинительной речью в адрес всех остальных подсудимых. Он заявил:

«Я должен сказать последнюю правду о нашем заговоре. Ни в истории нашей революции, ни в истории других революций не было такого заговора, как наш, ни по целям, ни по составу, ни по тем средствам, которые заговор для себя выбрал. Из кого состоит заговор? Кого объединило фашистское знамя Троцкого? Оно объединило все контрреволюционные элементы, все, что было контрреволюционного в Красной Армии, собралось в одно место, под одно знамя, под фашистское знамя Троцкого. Какие средства выбрал себе этот заговор? Все средства: измена, предательство, поражение своей страны, вредительство, шпионаж, террор. Для какой цели? Для восстановления капитализма. Путь один – ломать диктатуру пролетариата и заменять фашистской диктатурой. Какие же силы собрал заговор для того, чтобы выполнить этот план? Я назвал следствию больше 70 человек-заговорщиков, которых я завербовал сам или знал по ходу заговора… Я составил себе суждение о социальном лице заговора, то есть из каких групп состоит наш заговор, руководство, центр заговора. Состав заговора из людей, у которых нет глубоких корней в нашей Советской стране потому, что у каждого из них есть своя вторая родина. У каждого персонально есть семьи за границей. У Якира – родня в Бессарабии, у Путны и Уборевича – в Литве, Фельдман связан с Южной Америкой не меньше, чем с Одессой, Эйдеман связан с Прибалтикой не меньше, чем с нашей страной…»