Читать ««Глаза Сфинска» Записки нью-йоркского нарколога» онлайн - страница 77

Петр Немировский

         …Он обладал редким обаянием, шармом. Особенно был хорош, когда улыбался.   

         Впрочем, эта его лукавая и одновременно обезоруживающая улыбка вызывала у меня противоречивые чувства. Я не мог избавиться от мысли, что Хуан использует ее как оружие, перед которым не может устоять впечатлительное женское сердце. 

         Как всегда, я спешил с выводами и осуждениями. Прошло время, и Хуан пожаловался мне, что, сколько ни пытался, не может заниматься сексом с презервативом. Не получается, и все тут. Он даже просил врача, чтобы ему выписали «Виагру». В расчете, что «Виагра» решит проблему.

         Но его поэтическая натура противилась всему искусственному. Стоило ему надеть презерватив (извиняюсь за натуралистические подробности), как член тут же терял свои боевые качества…   

         Хуан тогда предложил своей красавице порвать с ним, хотя уже успел к ней привязаться. Не хотел подвергать ее риску. Однако она не желала с ним расставаться. Ради своего возлюбленного даже пыталась бросить курить траву, представляете? Хуан ей поставил такое условие, и она согласилась. Оставить любимую пахучую траву ради зараженного СПИДом Хуана! Правда, с травой ничего у девушки не получилось, но попытка была.

         Хуан был заботливым сыном, трепетно опекал пожилую мать, с которой вместе жил. Он был младшеньким в семье, и, как у многих пуэрториканцев, мать была главной фигурой в пантеоне его святых. 

         Потом у Хуана появилась новая герл-френд. Тоже младше его вдвое. Тоже мулатка, с потрясной фигурой, стильная и с золотыми серьгами. И тоже  без презерватива…

Его стихи мне часто напоминали поэзию Лорки, его романсеро, с частыми рефренами и неожиданными концовками. Одно из стихотворений Хуана меня до того поразило своей мелодичностью, что я, неожиданно для себя, безо всякого усилия перевел его на русский. Потом прочел перевод Хуану:

«И в каждом слове, и в каждом звуке

Твоя разлука,

Моя разлука.

В стреле Амура на тонком луке

Моя разлука,

Твоя разлука.

И в крике птицы, летящей с юга,

Приказ мы слышим

Забыть друг друга.

В холодной дымке над свежим лугом

Мы после смерти

Найдем друг друга».

Хуан сосредоточенно слушал, закрыв глаза. Старался уловить и прочувствовать оттенки звучания русского стиха. Счастливый невероятно…

                                               ДВА БЛЭКА    

         Конечно, я расист. Белый расист. Потому что решил отдельную главу посвятить афроамериканцам.  

         Мы все, в первую очередь, ЛЮДИ, а деление по цвету кожи – расизм. Все просто. 

         Тем не менее, я буду писать о чернокожих – пациентах и коллегах. 

         Для меня, приехавшего из России, знакомство с афроамериканцами было чем-то совершенно новым. Да, как и большинство россиян, я считал себя убежденным интернационалистом. Живя в России, искренне возмущался действиями белых расистов в США и сочувствовал угнетенным чернокожим.

         Но, опять-таки как большинство россиян, и в этом случае я использовал двойные стандарты: говорил одно, думал другое. Я публично возмущался белыми американцами-расистами, ку-клус-клановцами, судом Линча и т. д. Но это мне абсолютно не мешало в кругу приятелей называть чернокожих  «черножопыми». Да-да, как многие россияне, я только изображал из себя интернационалиста, будучи самым обыкновенным расистом.