Читать «XV легион. Последний путь Владимира Мономаха» онлайн - страница 48

– Эта хижина стоит, по меньшей мере, миллион сестерциев, не считая статуй, серебра и прочего.

За проконсулом Виргилиан увидел седую бороду Цессия Лонга, широкую, как у Сераписа, далее шествовали легат Салерн и квестор Руфин Флор, не уступавшие друг другу в тучности и в любви покушать, затем Тиберий Агенобарб Корнелин и другие трибуны, которых называл ему по именам словоохотливый Бульбий. Когда проконсул показался на пороге пиршественного зала, знатные горожане приветствовали его рукоплесканиями. Проконсул окинул взглядом роспись и спросил:

– Кто расписывал стены?

– Эрастобул и Пимий из Эфеса, проконсул, – почтительно ответил Грациан Викторий.

Агриппа задержал на несколько мгновений взгляд на легких ножках богини и сказал:

– Хорошо!

– Прелестно! Прелестно! – подтвердили хором присутствующие, хотя большинство из них двадцать раз видели эту залу и роспись, звезды на потолке и розы в александрийских зеленоватых вазах.

– Юст! – захлопал в ладоши хозяин.

Юст, в желтой хламиде, вышитой по краям черными виноградными листьями, справляясь со списком, размещал гостей за столом. Рабы поспешно откупоривали запечатанные амфоры, в которых в морской воде были доставлены из Аквилеи только что прибывшие устрицы.

– Ну, как? Свежие? Живые? – спрашивал шепотом Грациан Викторий, нюхая вонючую воду в амфоре.

– Кажется, хорошие, – успокаивал Юст.

Ужин был обильный. После устриц, о которых были самые восторженные отзывы, и которые не понравились только Гедомару и другим германцам, имевшим высокую честь носить туники с узкой пурпурной полосой и потому приглашенных на пир, рабы подали раковые супы, рубленое мясо черепахи в шафранном соусе, яйца в гарнире, секрет которого был известен только кулинариям Грациана, налимью печенку, уток, фаршированных оливками и яблоками, соус из меда, сырых яиц, кусочков вареной рыбы и нарубленных кишок, потроха, посыпанные всякими специями, а когда внесен был на гигантском блюде вепрь, украшенный колбасами и ломтиками арбуза, к нему подали еще один соус, крепко заправленный уксусом и перцем. Потом, к концу ужина, принесли медвежатину, сыры, холодные пироги с потрохами бекасов, кампанийский виноград в плетеных корзинах, только что с повозки, затуманенный, полупрозрачный, освежающий, нежнейший, и столетнее вино в запечатанных воском узких амфорах. Но, конечно, все это растянулось не на один час, прерывалось разговорами и, в конце концов, закончилось попойкой.

Олени бежали и бежали вдоль стен, стрела летела за ними и не догоняла, а богиня легкими перстами уже вынимала из колчана другую, чтобы поразить в священном восторге редкостную дичь паннонских рощ. Рабы приносили и приносили блюда. После нескольких чаш, – первую пили за императора, вторую за проконсула, третью за Пятнадцатый легион и Цессия Лонга, четвертую за хозяина, – настроение поднялось, и беседа оживилась. Выслушав официальную и скучнейшую речь Агриппы о благодарности всего мира августу за его заботы о процветании республики (бедняга не знал, что уже летел на почтовой тележке трибун с письменным разносом за задержку Пятнадцатого легиона) и приветственные речи городского понтифика и представителей муниципальных властей, гости наконец могли отвести душу в интересных разговорах, попивая испанское винцо. Гедомар и другие префекты германского происхождения, стесняясь своего акцента и грамматических ошибок, в беседе участия не принимали и отвечали на вопросы односложными словами, но зато отдали должную дань и вепрю, и потрохам, и пирогам, и вину. Они пожирали куски мяса, обильно посыпая солью, и опрокидывали в бездонные глотки чаши за чашами, сразу, чтобы скорее опьянеть, но не пьянели и с красными рожами, сопя и икая, почтительно смотрели на Агриппу, когда тот произносил какой–нибудь тост.