Читать «Моментальное фото» онлайн - страница 14

– Да, она просто дерьмо, – согласился он и стал рассказывать, на ходу придумывая подробности. Валя слушала, прижавшись к его груди. Он чувствовал спиной, как шевелятся ее пальцы. Чувствовал ее бедра, все тверже и ближе. В конце рассказа он совсем заврался. – Нельзя так плохо говорить о женщине, которая тебя любит, – сказала Валя, – она не может быть такой плохой.

– Она еще хуже, у меня просто нет слов, чтобы правильно рассказать.

* * *

Вначале сентября снова приехали ее мать с отцом. Вначале сентября ей было совсем плохо, но она уже отвыкла говорить кому-то о себе и ничего не рассказала.

– Ну как вы тут? – громко спросила мать.

– Нормально.

Мать посмотрела на трещину.

– Я бы тебя ремнем отстегала за это.

– Отстегай, сделай милось, только не кричи, голова болит.

– Не поможет.

– Не поможет.

– А как здоровье?

Мать волновалась о здоровье, потому что ждала ребенка. Ждала, как своего.

– Здоровье в порядке.

– Тогда завтра начнем копать картошку. Уже третий день копают.

Здоровье не было в порядке. При мысли о картошке ей стало совсем плохо.

На следующий день начали в шесть утра и копали до темноты. Она ходила и носила ведра с картошкой. Разве они не понимают, что мне нельзя? – думала она.

– Они поймут только если я умру или если будет выкидыш. Если сорву себе сердце или упаду сейчас в обморок – не поймут. Никто ничего не собирался понимать.

Никто никогда никого не понимает. В сердце завелась беспокойная птичка, которая временами превращалась в молотобойца. Потом снова в птичку. Пусть бьется бедное, все равно мне долго не прожить.

– Что-то ты бледная, – сказала мать.

Заметила наконец-то, и года не прошло.

– Просто не загорала летом, – ответила она.

На следующий день повторилось то же, только погода была с мрякой и холодным ветром. На третий день градусник показал тридцать восемь и смертельные семь, но она никому об этом не сказала и даже обрадовалась, и старалась на поле больше всех. Иногда ей даже хотелось умереть – но не от усталости и боли, а чтобы показать им всем кто они есть. Можно простить все, но не это, – думала она. – Все равно простишь, поплачешь и простишь, – думала другая она, спрятанная внутри первой.

После обеда ноги перестали держать ее и она села у мешков, закрыла глаза – пространство вращалось как волчок и набирало обороты.

– Что с тобой? – спросил муж – заболела?

– Нет, просто скучно стало. Не видно, что ли?

– Работать надо лучше.

– От работы кони дохнут, – она открыла глаза и оперлась обеими руками о землю, чтобы не потерять равновесия. Струйка пота стекала по спине.

– Скучно? – спросила мать. – Вы бы сходили куда-нибудь. В театр или кафе.

– Спасибо, мне очень хочется в театр и в кафе, – сказала она и встала, и снова взялась за тяжелое ведро.

Она не помнила, как уехали мать с отцом. Она мало что запомнила из тех дней. Температура не падала и с каждым днем все сильнее болели почки; начался кашель, негромкий, но мучительный. Так плохо ей еще не было. Она лежала и ничего не делала, даже не ела. Она не знала какое сегодня число, растеряла дни недели, забыла месяцы и лишь помнила, что наступила вечная осень.