Читать «Молот Радогоры» онлайн - страница 5

Может показаться, что отрицание традиции способно разрушить связь человека с национальной культурой. В желании сохранить свою независимость народ хватается за традицию как за спасательный круг. Однако, детальное изучение традиции говорит в пользу того, что она, напротив, подвергает народ опасность потерять свою историческую самобытность.

Взять, к примеру, русских. Православие — один из ярких примеров традиционализма. Благодаря православию, из 180 имен, которыми русские нарекают своих детей, 175 привнесены извне. Они имеют греко — иудейское происхождение. Православные праздники также не имеют никакого отношения к славянскому происхождению. Например, «светлое Христово Воскресение» происходит от древнееврейского праздника Пейсах, а «рождество Христово» как идея прямо заимствовано и происходит от символического рождения «воскресающих» богов Митры и Аттиса.

Более того, именно православная традиция была сконцентрирована на идейном уничтожении собственно славянских и подлинно народных культов.

Сейчас уже трудно представить себе, что традиционная русская еда — картошка и традиционное русское чаепитие имеют к нашей истории такое же отношение, как упоминаемые выше матрешки и балалайки. Мы едим, пьем, рождаемся, живем, умираем вовсе не так, как это делали наши предки. Ну что же. Разве от этого, мы стали менее русскими? Каждый миг нашей жизни наполнен чужим обрядом, ставший русским традиционализмом.

Мы ждем зиму часто только потому, что она таит в себе особые чары новогодней ночи. Засыпанной снежной пылью, с теплыми пятнами оконного света. Оранжевыми, красными, желтыми. Кто сейчас уже может допустить мысль, что все это чужое, искусственное, привнесенное? Ведь наши предки связывали наступление нового года с весенним пробуждением природы.

Мы начинаем отсчет каждого нового дня в полночь, хотя еще несколько веков назад это делали по восходу солнца. И так было тысячелетия.

Мы говорим языком, половина которого поглощена иностранщиной. Чужая речь продолжает снабжать его «рейтингами», «дивидендами», «инвестициями» и тому подобным. Но кто сейчас задумывается, что слова «диван», «пальто», «машина», «вокзал», столь привычные для нашего уха, осели в русском языке сравнительно недавно? Разве мы стали менее русскими с их появлением? Но ведь возможен и другой традиционализм, подлинно исторический. Он имеет и свое название — тоже, кстати, нерусское — «фольклор».

Однако, фольклор будет являться только наиболее декоративной частью исторической реальности и внешнего вида естественно — исторического развития нации. Он застыл во времени, фотографически схватив какой-то один момент в становлении образа народа. Этот традиционализм не оценивается ни с точки зрения практической ценности, ни как явление, соотносимое с категорией бесценного. Мы по большей мере заставляем себя осознавать его полезность, чем находим эту полезность в реальном проявлении. Обычно мотивируя свой интерес к фольклору утверждаем, что без его прошлых лет нет будущего, мы, тем не менее, с трудом представляем себе, как могла бы Россия остаться без будущего, не сохрани она в своей памяти вологодские страдания под гармошку.