Читать «Tom 5. Вчерашние заботы» онлайн - страница 60

Виктор Викторович Конецкий

— В войну отец пропал. Писем несколько месяцев не было. И приходит, что жив. И в письме — «Жди меня». Мать ревела два дня и две ночи. Стихи вслух перечитывала. Помню от киля до клотика. И про Суворова еще… Очень хорошо. И про бой в Петропавловске-на-Камчатке… А вы как к нему?

Я сказал, что Симонов вписался в Великую Отечественную войну навсегда. А потом — черт дернул меня за язык — похвастался личным с ним знакомством. И тем, что послал ему в свое время книгу и он прислал мне свою с надписью «От бывшего поэта»…

Представила меня Симонову на замечательном послесимпозиумном банкете, где итальянский романист сигал горным козлом, опять же Вера Федоровна Панова. Потом они заговорили о своем, а я не знал, торчать мне рядом или уйти и как в таких случаях положено по банкетному этикету. В разговоре Константин Михайлович произнес ту фразу, которую надписал на книге своих стихов, то есть что он бывший поэт, подразумевая, что пишет теперь только прозаические произведения. Когда Симонов это сказал, Панова поджала губки и безмятежно заметила: «Не кокетничайте, Константин Михайлович!..»

Так вот, черт дернул меня похвастаться личным знакомством со знаменитым поэтом. Под конец хвастливой информации, где, конечно, был и банкет, и горный итальянский козел, и фужер водки, я сказал, что война оказалась, на мой взгляд, звездным мигом в поэтическом периоде литературной жизни нашего будущего соплавателя. Реакция стармеха Ивана Андрияновича

Он является по вызову капитана на экстренное совещание в промасленном ватнике и в немасленом раздражении.

Дед не чурается лично работать с металлом, если ему это в охотку.

Тихая стоянка на Диксоне используется стармехом на всю катушку — он хорошо знает сюрпризы предстоящего ледового плавания. Нашему парторгу и вриопомполиту не до обсуждения поэтических проблем.

Он — величайший мастер все услышать и засечь первым на судне, — оказывается, еще и не уловил слуха о прилете Симонова.

— А мне до него какое дело? — спрашивает Иван Андриянович. — Вы лучше занятие со штурманами проведите! У меня оно еще на вчера записано: «Грамотная эксплуатация силовых установок только в содружестве штурманского состава и механиков позволит бесперебойно работать механизмам в плавании за ледоколами».

— Это, значить, проведем. Нынче проведем, — говорит Фома Фомич. — А сейчас ты, как парторг, скажи: книги товарища Героя Социалистического Труда на борту есть? Это, значить, раз. И второе — надо подарок готовить. Пускай токарь чего выточит — айсберг из плексигласа, к примеру, на черном эбоните…

— Токарь вторые сутки не спит, — начиная серьезнее относиться к происходящему, размышляет вслух Ушастик, — но… Тут в чем нюанс? Симонов что! Сам он и семейство — это полбеды. Но его в каждом порту начальство встречать будет. Этот нюанс надо учитывать. Нужно штук пять айсбергов заготовить. У боцмана руки золотые. Засаживай, Тимофеич, его за дело. Тут, товарищи, следует помнить, что чем дальше мы будем от банкетов держаться, то и подшипники целее будут. В слове «смелость» я десять нюансов знаю: девять нюансов — «Беги!», а десятый — «Беги и не оглядывайся!..» По вопросу библиотеки. Там не только черт, сам товарищ Симонов ногу сломит — такое безобразное состояние. Только и стоит в порядке Большая Советская. Ее используем. Он в нее наверняка засажен. Пускай Викторыч займется. Тебе, Викторыч, партийное поручение: ежели тост или речь говорить… А вообще, Симонов и Зощенко в Новой Зеландии чрезвычайно популярные писатели… Реакция Андрея Рублева