Читать «Газета День Литературы # 127 (2007 3)» онлайн - страница 48

Что же всё-таки случилось? Нечего стало есть? Замучили войны? Или демоны прорвали тонкую границу духовного и физического миров? Нет, всё "серьезнее": нельзя сохранить молодость, с половым наслаждением постепенно приходится расставаться; никак не кончаются деньги, а ведь уже нет никакого желания превращать их в товары и услуги. Конец человечества оборачивается радикальным упрощением, обесцвечиванием западного литературного героя: вместо любви – психофизиология секса, вместо борьбы – размышление о всеуничтожающей смерти, вместо поисков смысла – псалом о бессмыслии. "Игра в декаданс" имеет свой психологический контекст. Слово об Апокалипсисе – всеобщей катастрофе – позволяет раствориться в предсмертном коллективизме. И раз не удалось человечеству, по мнению героев Уэльбека и Бегбедера, соединиться в делах добра, в служении свету, то хотя бы единение в гибели создаст образ нашего общего памятника – судя по всему, кладбищенского. Есть что-то пронзительное в том, что предлагают нам французы: чувствовать себя человеком и созерцать при этом свежую могилу человечества, а, значит, в определённой мере, и свою. Это негативный вариант "соборности": в смерти нашей мы едины! Здесь близкое устранение мира людей снимает вопрос о правых и виноватых, "ибо забудут и мудрого, и глупого". Если существует обаяние безответственности, то оно здесь. Представить человека и мир несуществующими, завершившими бытие, – одна из "медитаций" популярных французов. Главный предъявитель претензий, да и главный судья в этом мире – сам человек. Нет человека, нет суда. Мысль об Апокалипсисе может раскрепощать и даже успокаивать.

Ясно, что ни Уэльбек, ни Бегбедер, ни их герои не могут назвать себя христианами. "Я не только никогда не исповедовал никакой религии, но даже возможности такой никогда не рассматривал", – признаётся Даниель из "Возможности острова". Но о Боге – точнее, о его отсутствии, о "неспасении" – здесь рассуждать любят. "Чему уподобить Бога?", – спрашивает себя главный герой "Платформы". Ответ не предполагает специальной теологической подготовки: "Когда я доводил Валери до оргазма, когда тело её содрогалось в моих объятиях, меня порой охватывало мгновенное, но пронзительное ощущение, что я поднимаюсь на новый, совершенно иной уровень сознания, где не существует зла. В минуты, когда её плоть прорывалась к наслаждению, время останавливалось, а я чувствовал себя богом, повелевающим бурями". Увы, но божественное в этом мире длится недолго и познается в интенсивности полового акта. В этом "божественном сексе" герои обнаруживают не только мимолетное счастье, но и причину безысходных страданий, начало ненужной старости, где совокупление живёт лишь в воспоминаниях, в рефлексии. Для героя эта рефлексия завершается выбором самоубийства, для человечества – созданием мира, в котором нет места страдающему и любящему человеку.