Читать «Эмансипированные женщины» онлайн - страница 222

Болеслав Прус

— Вот уж не думала, Евфемия, что ты можешь забыть о своем положении в обществе…

— Ну, не такое уж оно блестящее, это положение старой девы, которой я стала бы через год-другой! До сих пор я слепо подчинялась вам, и что из этого вышло? Мне уже двадцать пять лет…

— Что ж, очень хорошо! — пробормотал заседатель.

— А ведь сознайтесь, мама, лучше умереть, чем остаться старой девой. Мало ли их у нас всякого возраста. И чем старше такая дева, тем несчастней она и тем больше ее высмеивают. Спасибо за такое положение, лучше уж быть женой станционного смотрителя, — играя альбомом, говорила барышня.

— Фу! Что она говорит, что она говорит! — вмешался заседатель.

— А я полагаю, — сказала заседательша, — что лучше быть пани Ке-еруковской с бе-елагословения родителей, чем лишенной наследства и проклятой родителями пани Цинаде-еровской…

У панны Евфемии альбом выскользнул из рук и с шумом упал на пол.

— Что это значит? — спросила она дрожащим голосом.

— То, что пан Ке-еруковский и его сестра на днях явятся просить твоей руки, если будут уверены, что не получат отказа…

Панна Евфемия разразилась слезами.

— Боже, что случилось? А как же Цинадровский…

— Мимолетная се-елабость, — ответила мать.

— Я ему покля… я ему обещалась…

— Наверно, в благородном порыве, потрясенная его мольбами и отчаянием.

— Мы обменялись кольцами, наконец у него мои письма…

— Ах, черт! — выругался заседатель.

— Милая Евфемия, — сказала заседательша. — Пан Ке-еруковский человек благородного происхождения, прекрасно воспитан и, несмотря на это, несчастен и одинок. Протянуть руку такому человеку, ве-едохнуть в него бодрость, вернуть ему веру в себя — это, по моему мнению, цель, достойная женщины, достойная высшего существа! Но не пану Цинаде-еровскому, с которого хватило бы и твоей горничной!

Заседательша надменно пожала плечами; панна Евфемия плакала.

Совет, открывшийся по этому вопросу, затянулся за полночь, перемежаясь слезами и объятиями, а также возгласами заседателя, которые лишь в самой незначительной степени содействовали выяснению обстановки.

В это вечер панна Евфемия не пришла на кладбище.

Глава шестнадцатая,

в которой прогулки кончаются

На следующий день заседатель, бледный и робкий, нанес визит майору и держал с ним совет. О чем они говорили — останется вечной тайной. Одно верно: майор такими скверными словами ругал заседательшу, что стекла звенели от негодования.

Когда заседатель, весь в поту, вышел из дома майора и легкой рысцой потрусил на лоно семьи, майор отправился к доктору Бжескому; войдя в комнату к Мадзе, которая что-то писала, он без всяких околичностей спросил, понизив голос:

— Скажи-ка, это правда, что ты была посредницей между панной Евфемией и Цинадровским?

— Я? — воскликнула в изумлении Мадзя.

— Скажи по совести, дитя мое, — сказал майор. — Они уверяют, что это ты уговорила Евфемию ходить на свидания и убедила ее обменяться с Цинадровским кольцами.

Мадзя возмутилась. Но она еще в пансионе привыкла хранить свои письма и тут же дала майору два письма: одно с перечеркнутыми голубками, в котором панна Евфемия сообщала ей о разрыве отношений, и другое с неперечеркнутыми голубками, в котором она звала ее на кладбище.