Читать «Четыре дня бедного человека» онлайн - страница 17

Жорж Сименон

— Полагаю, да.

— Я в этом уверен. И умнее, чем дядя Марсель?

— Не знаю. А почему это тебя интересует?

— Да так.

— Что ты хотел спросить?

— Ничего.

Мальчик продолжал есть, но было видно, что он о чем-то напряженно размышляет.

— Дядя Марсель богатый?

— Очень.

— А новый дядя, который приехал вчера?

— Не думаю.

— Значит, он бедный?

— Тоже не думаю.

— Как мы?

— Понимаешь, Боб, мы бедные только временно, пока я не найду место.

— Я знаю.

— У тебя ведь есть все, что тебе нужно?

— Да.

— А кто тебе сказал, что мы бедные?

— Никто.

— Торговцы? Или, может, привратница?

— Она со мной никогда не разговаривает.

— Тогда кто же?

— Уже давно. Мама.

— Хорошо утром поиграл?

— Нам все время мешали. Во дворе были девчонки.

— А почему бы вам не поиграть вместе с девочками?

— Да не люблю я их. Все мальчишки не любят девчонок.

Уже несколько дней как начались каникулы, и времяпрепровождение Боба стало проблемой.

— Боб, я хотел бы, чтобы сегодня вечером ты посидел дома. Мне нужно сходить в больницу.

— Но ведь сегодня не приемный день.

— Маму утром оперировали.

— Опять? А зачем тебе в больницу?

— Узнать, как она.

— А почему мне нужно ждать тебя дома?

Не мог же Франсуа ему ответить: «Потому что твоя мама, может быть, умерла». Он был почти уверен в этом с того момента, как глянул, прежде чем сесть за стол, на часы над лавкой Пашона и обнаружил, что они остановились на без десяти час. За все эти годы такое случилось впервые. Франсуа прямо-таки слышал издевательский голос Рауля: «Точь-в-точь мамочка! Приметы! И обязательно сулящие несчастье!»

А ведь правда. Они выросли в мире, полном дурных примет, но почему-то до вчерашнего вечера, когда Рауль о них заговорил, это ничуть не удивляло Франсуа. «А помнишь пресловутое двадцать первое нашей мамочки?»

Корни этой приметы уходили глубоко — к их бабке, а то и прабабке. Двадцать первое число было роковым для семейства Найль. В этот день непременно происходили катастрофы, и к нему надо было готовиться загодя.

Бывало, кто-нибудь из детей спрашивал: «Почему мама сегодня такая раздражительная?» — и отец бросал выразительный взгляд на календарь. А еще были вороны, черные кошки, просто кошки, летучие мыши, западный ветер, гром, ревматизм в локте и прочие предзнаменования дурных вестей. Франсуа это никогда не поражало: он считал, что так обстоит всюду. В его представлении любая семья в большей или меньшей степени была похожа на их семью. Так что же хорошего могло произойти у них — каким чудом, каким капризом судьбы?

— Ешь, мой мальчик!

Франсуа было не по себе, оттого что сын внимательно смотрит на него, словно для мальчика настала пора открывать в отце нечто новое. Да еще эти слова «мой мальчик» — Рауль всю ночь повторял их своим противным голосом, и теперь они казались какими-то испачканными.

Невероятно, но это так: еще вчера Франсуа был счастливым человеком. Правда, тогда он этого не знал, но теперь-то понимает, вспоминая, например, вчерашний обед: тишина квартиры, в которую как бы волнами вплывают шум и голоса с улицы; потом он мыл посуду, а Боб ставил тарелки в буфет, где всегда попахивает мокрой тряпкой. Накануне Франсуа уже выпил, таясь, смущаясь, — и немного, всего две-три стопки, но они оказали действие, вызвали сдвиг, степень которого он научился регулировать с высочайшей точностью.