Читать «Великий охотник Микас Пупкус» онлайн - страница 74

Витаутас Петкявичюс

— Улыбайся повеселее, постарайся получше выглядеть!

Как же, будешь тут хорошо выглядеть. Пока ощупывали да на все лады поворачивали, так меня намяли, так натерзали, не только на человека, на чучело не похож стал. Как тот лев из Нейлонии.

Наконец заставили на базарной площади с бочки речь перед народом сказать, потом охотничьи приключения для Академии Охоты описать, воспоминаниями заморскими увешать все заборы деревенские. А за то, что я приспособил бочку под жилье, Общество Улучшателей Жилищ меня своим почетным членом выбрало и вторую денежную премию присудило.

Еще через несколько дней я с помощью одного писакибумагомараки две книги сочинил и степень доктора охотничьих наук получил. Одна из книг называлась "Влияние магнитных свойств Чюпкусова брюха на земную ось и на ступицу таратайкиного колеса", вторая — "Королевское происхождение Тупкуса и его значение для производства охотничьей дроби". Хотел написать третью — "Разница между яйцом всмятку и стоптанными Лупкусовыми подковами", но непредвиденные события нарушили мои научные планы и нежданно-негаданно забросили меня в Африку.

А случилось так.

В тот день, когда я надумал отдать бурого медведя в литовский цирк, дома поднялся страшный переполох: Тупкус возмущался, клекотал и надувался, как индюк, Чюпкус объявил голодовку, Лупкус наотрез отказался соль лизать и стал лысым хвостом махать. Под нажимом друзей я вынужден был отступить. Отвел косолапого в хлев и временно поселил его вместе с нашей телушкой Двиле.

И представьте себе, мой бурый лесной приятель подружился с новой соседкой, да так, что через несколько дней Двиле не только перестала бодаться, но и поесть норовила с ним из одного корыта, из одной лоханки молоко хлебала, спать ложилась бок о бок на соломенной подстилке, даже сны с мишкой старалась одинаковые увидеть. Короче говоря, сдружились они — водой не разольешь, льдом не разморозишь, огнем не отпугнешь.

Пришла зима. Снег припорошил замерзшую грязь, мороз выбелил зайцам шкурки, старикам повесил под усами сосульки, маленьких деток запер в комнате, плотными узорами на окнах скрыл от них весь белый свет. И вот однажды, в холодное яркое утро, прибежала со двора мать и заголосила, стала руки ломать:

— Без молока остались… Пропала наша Двиле…

— Быть того не может, — оторвал я отяжелевшую голову от писанины.

— Ни твой медведь, ни моя телушка на ноги не поднимаются. Слегли оба.

Накинул я шубу, пошел в хлев. И правда, медведь в самом теплом углу приткнулся, носом в солому зарылся, лапу сосет и мирно сопит в усы заиндевевшие.

Впал косолапый в зимнюю спячку.

Но вот ведь какая диковина — коровенка наша от него тоже не отстает. Насмотрелась на ленивца буроносого и туда же, сунула в рот копыто задней левой ноги и спит беспробудным сладким сном.

Поначалу я ужас как перепугался — шутка ли, без молока сидеть! Но поразмыслил толково, по-научному и решил, что нет худа без добра. Выспится Двиле медвежьим сном за зиму и весной выйдет на пастбище свежемолочная. Да это ведь замечательное открытие! Такую корову зимой ни поить, ни кормить не надобно, летом корм заготавливать не приходится, только выгоняй по весне на пастбище, молочка побольше надаивай да на сыроварню отправляй, знай, сыры огромные жми-дави.