Читать «Заговор» онлайн - страница 309

Unknown Author

—    Ты эгоист и неумный человек. — Рущиц старался не повышать голоса, но это не получалось. — Ты видишь, что творится в городе?

—    Да... Я там был. Мы гоняли коричневых. Я был в боевой дружине. Жаль, кольт отобрали.

—    Кто? Полиция?

—    Дудки бы я отдал полиции!.. Наши отобрали. Товарищ Лейбниц... Сказал, что коричневые и полиция только и ждут этого. А потом мы пошли патрулировать митинг, а тут налетела полиция и давай хватать нас. И солдаты тоже. Я, между прочим, Андрюшку видел. Прикладом, гад, по спине людям бил. Жаль, не добрался я до него. А то бы...

—    Вот что. Если ты сейчас не поведешь себя правильно, будет очень плохо. Немедленно начинай каяться и хныкать.

—    Еще чего!

—    Я тебе добра желаю, и ты обещал меня слушать. Так вот, никогда я не отдавал тебе приказа важнее, чем этот. Я тебе потом все объясню. А сейчас ты, как солдат, должен выполнить приказ, не спрашивая ни о чем командира.

—    Ладно, — нехотя сказал Максим и отвернулся.— Но имейте в виду, вы мне потом все объясните, и если не буду убежден, я тогда тут такое устрою...

Карл Владимирович вернулся тогда, когда Максим уже начал выжимать из глаз первые капли слез. Мельком глянув на него, барон прошел к столу, вскрыл принесенный полицейским конверт и начал бегло читать. Чем больше он читал, тем недоуменнее поднимались его брови. Наконец он не выдержал, отбросил бумагу и изумленно глянул на Максима:

—    Ты можешь мне сказать, что происходит? Ты был в рядах коммунистов? Ты участвовал в схватках на их стороне? Ты на допросе в полицейском участке кричал: «Фашизм не пройдет!» — и называл президента Гин-денбурга пустым местом в президентском кресле? Как это все чудовищно! Константин Васильевич, я прошу вас оставить нас для семейного прямого разговора... Боже мой, и это мой родной племянник, которому предстоит носить имя барона фон Штольца! Чудовищно! Невозможно, это совершенно невозможно!

Когда Рущиц выходил из комнаты, Максим неестественно хныкал.

Он просидел у себя несколько часов, дожидаясь возможности поговорить либо с Максимом, либо с Рут. Однако Рут постоянно находилась возле фрау Цецилии, а Максим все не выходил из кабинета барона. Наконец он вышел, и тотчас к барону позвали Константина Васильевича.

Карл Владимирович сидел в кресле у окна, как всегда бывало, когда он не был занят работой. Багровое лицо его с презрительно оттопыренной нижней губой было встревоженно. Он то и дело нюхал какой-то порошок из перламутровой коробочки, прикрывая набухшими веками серо-голубые водянистые глаза. Руки его, покрытые сетью синих склеротических жил, с уродливыми утолщениями в суставах, то и дело метались от колен к лицу, будто существовали сами по себе, и зачем-то ощупывали сизоватые щеки. Едва Рущиц вошел, Карл Владимирович сказал:

—    Это невозможно, Константин Васильевич... Я уже жалею, что отпустил вас на военную службу. Мальчик не присмотрен, и вы видите, до чего дошло; дело? Что вы по этому поводу думаете?

—    Я полагаю, что это просто заблуждения молодости, — сказал Рущиц, — мне кажется, что этой болезнью мы все переболели. Мальчик просто скучает, он хочет продуктивной деятельности, а ему некуда девать свои силы...