Читать «Заговор» онлайн - страница 303

Гитлеровцы арестуют его, едва только оккупируют Францию. Несколько дней он проведет в предварительной камере парижской полиции вместе с бывшим премьер-министром Эдуардом Эррио. Тот потом вспоминал, что однажды Мандель, размышляя о политике начала тридцатых годов, сказал своему собеседнику: «Если б мы знали... Если б мы знали, что создаем сами себе... Вы читали Шелли, Эдуард? Помните то чудовище, которое человек создал себе на погибель? А ведь когда-то мне говорили об этом...»

Весьма возможно, что Мандель имел в виду генерала Леже. Он прошел ад гитлеровских концлагерей и закончил жизнь в одном из них. Ему не пришлось увидеть Францию свободной от фашизма.)

А Леже, полузакрыв глаза, сидел на заднем сиденье авто и размышлял на тему дальнейшего бытия. Слова об обращении к коммунистам, вырвавшиеся у него в пылу полемики, сейчас стали поводом к более глубоким размышлениям. Теперь это было уже не столь чудовищно, как показалось вначале. Много раз слушал он в парламенте выступления коммунистов и, несмотря на полное неприятие их целей и идеологии, не раз отмечал и их патриотизм, и трезвость суждений. Особенно был по душе ему язвительный сарказм Жака Дюкло, маленького толстенького человека с резкими жестами и великолепными ораторскими способностями. Генерал представил себе, как Дюкло выходит на трибуну и начинает говорить о всех кознях Картеля, об убийствах и подкупах, о преднамеренном разоружении Франции перед лицом нацизма... О-о-о, это было бы взрывом. Пресса просто не смогла бы остаться в стороне. И тогда...

Нет, об этом надо подумать всерьез.

В последнее время Леже постоянно чувствовал на себе тяжкую десницу Картеля. Вокруг создался почти что вакуум, даже ближайшие подчиненные, вроде полковника Ренуара, и то как-то сторонились его. Премьер-министр Эррио по-прежнему относился к нему неплохо, но ему самому необходимо было отбиваться от оппозиции справа, а многие коммунисты после убийства президента Думера Горгуловым были лишены парламентской неприкосновенности. Антикоммунистическая ложь быв-

шего премьера Тардье сыграла свою роль. Коммунистам приписывали сейчас самые зловещие замыслы, вплоть до военного переворота и уничтожения всех своих политических оппонентов.

Да, сейчас обращение к коммунистам было бы для него, генерала французской армии, политическим самоубийством. Об этом тоже нужно подумать. Да и Дюкло сейчас нет во Франции, он где-то за рубежом, ждет амнистии, потому что на него ищейки Тардье и Кьяппа повесили приговор о сорокалетием тюремном заключении. Эррио готовит амнистию, но пока что Дюкло вне закона.

Исчез Старкевич. Выдав его Нежлену, генерал все же надеялся, что полковник успеет удрать из Нью-Йорка. Однако Ростислав Павлович так и не подал о себе вести: либо убит, либо... Не то чтобы сожаление терзало Леже, нет, он был не новичком в драке, где цена ошибке всегда столь высока, и привык забывать тех, кто уже сделал свое дело. Но Старкевич был спутником тех лет, когда ему, Леже, удавалось все, когда он совершал почти невозможное. Расставание с ним было нелегким, хотя любому ясно: Нежлен должен был получить что-то в том разговоре. Иначе ему, Леже, грозила смертельная опасность. А он еще не сделал своего главного дела.