Читать «Insecto: Третья встреча» онлайн - страница 2

И маму его плавное поперек резало бритвой. Маленькие порезы — улыбается поверх ее жалкого взгляда, не видит, не нуждается вовсе. Поглубже — когда в ванной она за ним вытирала зеленую слизь и, держа руку с тряпкой на отлете, бросала в мусорное ведро и, как-то увидела Таня — села на пол, привалившись к шкафу, мяла тряпку, поднесла к лицу, понюхала. Завыла сухо, без слез, но шепотом, чтоб сын не услышал. На одной ноте дрожа голосом, тянула ветошь к лицу, прижимала, дергаясь, терла с силой, со всхлипами. А потом, охнув, отбросила от себя, засучила ногой — дальше отодвинуть, дальше. И упала, сгибаясь, перемазанным лицом в ладони. Причитала все громче. Таня вбежала. Отрывала мать от ведра, куда ее рвало — на зеленую слизь. И, не плача, только оглядываясь на дверь распахнутую, Таня прижимала к животу мамино грязное лицо, шептала мелочи всякие на ухо. Как ребенку.

Нельзя кричать ей, нельзя. Знала то, чего не знала мать. У приятеля Скрипкинза отец с вернувшимся сыном подрался. Напился и — попытался подраться. Умер к утру. Сознание сначала потерял, Скрипкинз тогда помог его до постели дотащить. Думали — пьян. А возвратник тихо так, плавно, ушел на балкон, положил белые пальцы на поручень грязный и, голову запрокинув, стоял. Только рот открывался по-рыбьему, в такт зеленому свету. На пьяного и внимания не обратил. Вроде бы. А утром в постели вместо отца — сушь одна, шелуха, чешуи. Серый, высохший, с открытым ртом. Жена коснулась и даже узнавать стало нечего, только закружились поднятые сквозняком шелестящие хлопья.

Скрипкинз тогда вернулся домой и два дня сидел в спальне. Таня приносила ему водки, садилась у ног, плакала тихо-тихо. А потом делала улыбку рассеянную, шла в кухню, готовила, разговаривала. И даже с Ариком. Он теперь редко с сестрой говорил. Только, когда чувствовал — что-то случилось. Лицо поднимет, глаза затянет веками, белки поблескивают. И начинает что-нибудь из их детского. Медленным таким голосом. Таня, сдерживая тошноту, улыбалась, отвечала.

Снова шла в комнату. Тишечка маленькая совсем была, надо было пеленки менять, то-се. Меняла. Снова садилась у ног мужа, поплакать. И снова шла. Потому что, если долго не выходила, Арик беспокоиться начинал. Задавал маме вопросы. А лучше бы не надо. Беспокойство возвратников чем угодно могло обернуться.

Когда случилась эта смерть, а потом и еще — у других, когда стали шепотом, оглядываясь, всякое говорить — на улицах, друг другу, людям, — возвратники днем все больше спали, — тогда отец стал уходить на ночь. Сначала редко и как бы невзначай. То позвонит — задержался. То с другом куда поедет. Потом — чаще. А потом мама, когда ввалился утром уставший так, что, не раздевшись, вырубился, — одежду понесла в ванну. И нашла нож. Зеленкой вымазан, в хитиновой скорлупе налипшей.

Таня думала, не выдержит мать. Думала, придется — в клинику. А страшно. Тут — один и все-таки родная кровь, хоть и капля ее осталась. А там — кто знает, что там делается. Особенно по ночам.