Читать «Детские годы» онлайн - страница 80

«Ну, прекрасно, – думал я, – теперь, когда свет простоял вот такое-то количество лет, человек в течение своей жизни может изучить историю человечества и передавать ее другому. Но ежели же сегодняшний момент жизни есть только утро существования нашего рода и впереди стоят миллионы миллионов лет… Какая же голова в конце этого долгого века будет в силах выучить и удержать в памяти все, что случилось от доисторических времен? К чему тогда весь летописный труд, архивы, к чему сама история и жажда знаний, когда всего этого позднейший человек не в состоянии будет усвоивать? а что он будет не в состоянии – это верно», – и… – опять головная боль, досада и беспокойное томление до полного упадка духа.

Наконец, однажды я окончательно испугал мать: это случилось тотчас, чуть я только коснулся логики и философии. Я опять зафантазировался – и когда матушка умоляла меня рассеяться, я, после продолжительной потери аппетита и глубочайшей сосредоточенности в себе, открылся ей, что терзаюсь неотвязною мыслию: отчего все умные люди не соберутся в одно место и не устроят такого государства, где бы или государь философствовал, или же бы где философ царствовал.

Выслушав эти слова, maman посмотрела мне в глаза и сказала, что мне решительно надо отдохнуть от наук.

Я выразил недоумение и заметил ей, что я не устал.

– Не устал, но у тебя слишком беспокойно разыгрывается воображение.

– Чего же вы боитесь, maman, моего воображения?

– Я боюсь… Да, я кое-чего боюсь.

– Но бога ради: чего именно? скажите мне, изъясните мне вред моего беспокойного воображения, – может быть, мне это поможет.

– Вред беспокойного воображения заключается в том, что оно создает призраки, и с ним ничего нельзя знать основательно.

– О, вы правы, maman!

И я схватил обеими руками свою голову – и, облокотясь на стол, залился горькими слезами. Матушка встревожилась.

– Какая причина твоего отчаяния? – запытала она, отнимая руки мои от лица.

– Матап, вы верно сказали: я никогда не буду ничего знать основательно – я это чувствую, и это меня убивает.

Она старалась меня успокоить тем, что знания не даются вдруг, а на приобретения их нужно продолжительное время; но я не внял сим утешениям: я чуял правду.

– Нет, нет, – отвечал я, давяся слезами, – не утешайте меня, maman: я никогда этого не достигну… Вы сами сказали, что у меня беспокойное воображение, и я никогда… никогда… не буду ничего понимать ясно.

И тут уже я так разрыдался, что матушка бросилась поить и брызгать меня водою, меня раздели и положили в постель, в которой я опомнился через полтора месяца, изнеможденный, бледный, худой, с обритым теменем и растравленными ранами на спине и на затылке.

У меня было воспаление мозга, и я несколько дней находился на краю гроба; молодая натура моя вынесла эту опасную болезнь – и я после кризиса очнулся, но неблагонадежные тонкие ноги не в силах были держать моего исхудалого тела, и распаленная страстною жаждою знаний голова моя была не в силах работать.