Читать «Игра в судьбу» онлайн - страница 24

От былого счастья не осталось и следа. Только десять минут довелось ему побыть человеком, и вот он снова стал тенью, бесплотной и беззащитной.

По заснеженному шоссе медленно катился автобус. Солнце, ещё не дошедшее до зенита, играло на вершинах высоких елей, расцвечивая золотом лежащий на них свежий снег. Тяжёлые фиолетовые тени пересекали дорогу и автобусные колёса давили их словно шкуру огромной зебры. Пассажир то поднимал глаза вверх и видел в чистой голубизне неба сияющие купола каких-то причудливых храмов, то опускал их вниз, и ему казалось, что автобус катится по его полосатой, как эта дорога, жизни. После пережитого страха в замкнутой коробке автобуса он чувствовал себя в относительной безопасности хотя бы на те несколько часов, что отпущены ему до конечной остановки, где автобус выплюнет его из себя, и он снова погрузится в ужас подпольной жизни. За эти несколько часов пассажиру предстояло найти в окружавшей его пустыне ту неведомую тропу, которая выведет к оазису, где он вдоволь напьётся воды под названием «нормальная жизнь». Сейчас, когда он не был голоден до потери способности мыслить и первобытный страх не гнал его по улицам проклятого города, он мог спокойно размышлять, перебирая эпизод за эпизодом историю своего падения. Он вспоминал и ужасался собственной глупости. Судьба, словно играя, загоняла его в тупик и тут же приоткрывала выход, но он не видел его, не различал своим замутнённым голодом сознанием и выбирал самый неверный из всех возможных путь. Вот он проигрывает в «дурака» и видит, что тот мужик смухлевал, и мужик знает, что он видел и скажи он, так и отнекиваться не стал бы. Рассмеялся бы: «В „дурака“ только дураки не мухлюют» и пошёл бы сам. Но он промолчал, и всё началось и закрутилось. А вот он слушает байку Седого про зверей ментов и покупается на неё и драные кроссовки с телогрейкой. Ах, если бы тогда чуть меньше трещала голова! Но она раскалывалась, мешая соображать, да ещё пустой, множество раз вывернутый наизнанку желудок требовал своего и он пошёл к единственному в этом городе знакомому человеку — вчерашней продавщице. А ведь был другой путь, был! Он только что сообразил это и застонал, как от боли. Не в ментуру надо было идти, а в военкомат. Броситься им в ноги: «Выручайте, братцы, проштрафился прапорщик Хороших!» И помогли бы, направили бы запросы, пристроили где-нибудь. Но он пошёл в магазин и поплыл по течению. Продавщица узнала его, поругала, дала молоток и гвозди и велела починить забор. Он вколачивал гвозди в гнилые доски, но чувствовал, что вгоняет их в собственную голову, и не замечал лившихся из глаз слёз. Продавщица зачерпнула из бочки с огурцами рассола и дала ему буханку чёрного хлеба, половину которой он отнёс Седому. Этой же ночью полили бесконечные дожди, похолодало, и вся жизнь свелась к поискам одежды и пищи. Прапорщик Хороших тихо умер, оставив на земле свою тень по имени Валёк. И вот, когда Валёк уже был готов отправиться вслед за своим прапорщиком, судьба сжалилась над ним и подкинула ему этого Глеба, но он, потеряв разум от голода и страха, не понял этого, не осознал. Что мешало ему собрать вещи, поднять Глеба и дотащить до вокзала? Ведь мог же привести его к страшным ментам и рассказать, как Седой ограбил этого москвича, как он, Валёк, оказался там случайно, идя честно работать, а не грабить. И москвич подтвердил бы, что Валёк не грабил. Взяли бы они Седого, а Валёк стал бы свидетелем на суде, а свидетель не может быть безымянным, и им пришлось бы установить его личность. И благодарный москвич купил бы ему одежду на том самом вещевом рынке, и сводил бы в баню, и всё было бы как сейчас, но честно и без этого липкого страха. Но он не разглядел руки судьбы и не принял её, а поступил так, как поступил и теперь уже ничего не вернуть.