Читать «По Японии (записки миссионера)» онлайн - страница 25

Между тем, на берегу, как мошки, забегали люди. Небольшая лодочка с одним гребцом потянулась с левого берега на правый к правительственному дому: нужно к пароходу доставить полицейского, без которого никому нельзя ни сойти с парохода, ни взойти на него. Это, очевидно, в предупреждение всякой контрабанды. Конечно, это, может быть, и хорошо, только ужасно долго выходить. Для нас же каждая минута была дорога; мы могли пробыть здесь не более четырех часов, пока стоит пароход. (Любезный капитан и без того уже несколько затянул стоянку, чтобы дать нам больше времени). Из деревни отвалила другая большая лодка весел в восемь и тихо стала подходить к пароходу под монотонный причёт ее гребцов. Гребцами оказались женщины, мужчин было только трое. Здесь, по словам о. Игнатия, постоянно гребут и разгружают пароход женщины, которые с виду все очень здоровые и сильные. Нас сюда никто не ждал. Нечего и говорить поэтому, с каким любопытством и радостью смотрели на нас прибывшие. Все они были христиане, все называли себя христианскими именами, подходили к владыке и к нам с о. Игнатием под благословение. “Здравствуй, здравствуй”,— слышалось от них. О том, что в Токио есть епископ и что он называется Николаем, все, конечно, давно знали, не раз ему и письма писали, получали и подарки, теперь в первый раз увидали лично. Жаль только, что, не зная о нашем приезде, почти все их мужчины отправились куда-то далеко на рыбную ловлю, ушло семнадцать человек, в том числе и самый замечательный из них Яков, который так хотел повидать преосвященного Николая. В деревне остались почти только женщины и дети. Делать было нечего: ждать следующего парохода Владыке нельзя было, пришлось ограничиться тем, что есть.

Мы сошли в лодку и отправились на берег. Там уже началась беготня, из деревни бежали к морю, виднелись дети, но особенно много собак, как и следует в курильской деревне. Спрыгнув с лодки на мокрый и рыхлый песок, вышли на берег, где поджидал нас Григорий, 53-летний курилец, довольно хорошо говорящий по-русски. Его усы и коротко остриженная борода, белая рубашка с висящими, длинными концами воротника, наконец, своеобразный выговор его — все было совсем хохлацкое. Удивительный тип! “Здравствуй! Слава Богу, что ты приехал. Я думал, что тебя уж и не увижу”,— говорил он нам. Пока не стемнело, мы поспешили обойти их хижинки, предварительно зайдя в молитвенный дом. В нем очень хорошо, — небогато, конечно, но чисто, видимо, устроили и украсили, как только могли и умели. Иконы присланы из нашей миссии, есть и облачение для священника, сосуды, крест, Евангелие и пр.; на крылечке висит даже и колокол: кажется, остаток прежнего молитвенного дома в Па-рамусиро. Помолившись немного, пошли по домам. А там шла страшная суетня: матери, сами одевшись в лучшие свои платья, торопились переодевать и своих ребятишек. Жилища их, довольно убогие, разделяются на две комнаты. При входе, в полу большое “ирори” очаг, дым от которого так же ест глаза, как и в японском доме. Следующая — чистая комната. Там на самом почетном месте висит икона, иногда две, стоит кровать с охапкой соломы, вместо перины; столик и какой-нибудь ящик, вместо стула, довершают убранство. За этим летним домом у каждого помещается еще зимнее жилье, землянка. Туда можно проникнуть по очень низкому коридорчику. Внутри это небольшая комнатка, с возвышень-ицами-лежанками кругом, в средине место для костра и больше ничего. Свет проникает только сверху в большое дымовое отверстие. Говорят, в этой коптилке зимой очень тепло, только не знаю, насколько чисто и светло. У многих заведены коровы. У Стефаниды же, самой работящей из всех и самой умной, есть попытка на огород: посажен картофель и еще что-то. Это едва ли не первый пример земледелия. Правительство старается приучить курильцев к нему, но старания эти особенным успехом не сопровождаются. Стефани-да, действительно, замечательная женщина, высокая ростом, с умными глазами; в своем посадском платье и платке она совершенно напоминает русскую, какую-нибудь хозяйку большого постоялого двора. Мы посидели у нее на ящике, покрытом красным байковым одеялом. Хотелось бы поговорить с ней да языка подходящего не нашлось: Стефанида не говорит ни на каком, кроме своего курильского, хотя понимает несколько русских и японских слов. Язык вообще у них очень беден; о. Игнатий сказывал, что они и между собой говорят какой-то смесью курильского с русским и японским. Мы по дороге осмотрели и плоды японской цивилизации. баню и школу. Японец без бани жить не может. Ежедневно или, по крайней мере, через день для него необходимо взять ванну, всегда очень высокой температуры, от которой приходят в ужас европейские доктора. Наоборот, курильцы такого расположения к воде не имеют, да и условия их жизни не таковы, чтобы недостаток ежедневной ванны ими сильно ощущался. По рассказам, айны и курильцы устраивают себе паровую баню: в какой-нибудь пещере или лачужке раскладывают большой костер, бросают в него камни; когда дрова прогорят, камни начинают поливать водой и в пару сидят подолгу. Это, может быть, и есть прототип нашей русской бани. Конечно, часто такую баню устроить довольно трудно. Японцы не могли примириться с такой первобытной баней и на казенный счет устроили для наших курильцев очень хорошую японскую ванну, которой они и пользуются все сообща.